— Браво, Гильом, — одобрил его речь Монморанси, — ты говоришь не хуже Демосфена[66]. Варфоломеевская ночь принесла свои плоды, но прямо противоположные тем, о которых мечтала мадам Екатерина, рассчитывавшая привести гугенотов к повиновению. Она и Гизы будут отвечать за последствия новой гражданской войны, и мы постараемся сделать так, чтобы лучшие умы Европы выразили свой протест против ее пагубного правления. Но вернемся к нашей беседе, господа. Что должен предпринять Ла Моль для освобождения принцев и короля?

— Вот его план или, вернее, план герцога. Ла Моль выведет обоих принцев и наваррского короля из дворца в два часа ночи; внизу их будут ждать сто всадников. Их появление и количество ни у кого не вызовет удивления, поскольку на утро назначена королевская охота в Сен-Жерменском лесу. Сопровождать принцев будут только гугеноты короля, с ними Ла Моль, Коконнас, Лесдигьер и Шомберг.

— Вы все-таки соглашаетесь на это мероприятие, граф, несмотря на наши наставления? — произнесла Диана, глядя на Лесдигьера.

— Мое место подле короля Наваррского, мадам, я обещал это его умирающей матери. Я последую за ним туда, куда и он, и если ему суждено погибнуть, я умру вместе с ним.

— И вы, шевалье, скажете то же самое?

— То же самое, мадам, — ответил Шомберг. — Я буду счастлив разделить участь короля Наваррского и моего друга Лесдигьера, какою бы она ни была. Мои родители умерли во время чумы, брат убит. Кроме Франсуа, у меня нет никого на свете. За кого же еще я должен отдать свою жизнь, как не за него?

Монморанси встал и протянул ему свою руку. Шомберг от души пожал ее. За ним Лесдигьер.

— Друзья мои, — растроганно проговорил маршал, — я рад видеть в вашем лице двух славных сыновей Франции и верю, что, имея подле себя таких людей, король Наваррский не может не одолеть врагов.

Оба друга молча, склонили головы.

— И все же будьте осторожны, — счел не лишним напомнить им маршал, — во дворце полно вооруженной охраны. Я знаю, что ради высокой цели придется отправить на тот свет того, кто будет мешать вам пройти, но постарайтесь, чтобы при этом было как можно меньше шуму. Если проснется Нансе или королева-мать, вас всех немедленно арестуют. Принцев станут стеречь строже, всех остальных, и вас в том числе, ожидает плаха. И самое главное — внимательно следите за герцогом Алансонским. Если заметите в его поведении признаки робости или сомнения, немедленно возвращайтесь в свои комнаты и знайте, что этот принц уже в одном шаге от предательства.

— Мы так и сделаем, монсиньор.

— Хорошо. Дальше, Торе. Вы с виконтом, как я понимаю, и приведете эти сто человек?

— Да, Франсуа.

— Каков ваш дальнейший маршрут?

— Обогнув Париж с юга, мы направимся по дороге на Иври. Потом по мосту — на другой берег Сены у Шарантона, и оттуда — дорога на Седан.

Маршал поразмыслил немного. Молчали и все остальные, глядя то на него, то друг на друга.

Тишину нарушил виконт де Тюренн:

— И все же у меня нет доверия к Алансону.

Монморанси поднял глаза:

— Вы полагаете, он не выполнит обещаний?

— Он не пойдет против матери, потому что боится ее. Но он знает, что она не любит его — вот причина ненависти к ней.

— Будем надеяться, что эта ненависть и станет управлять им, а удастся это или нет — покажет будущее. Главное в том, что юный принц поможет освободить Генриха Наваррского и Конде.

— А если провал? — спросил Гильом. — Я не исключаю ни случайности, ни преднамеренности, ни предательства.

— В таком случае, — спокойно ответил маршал, — за все будет отвечать один герцог Алансонский. На суде он по малодушию станет называть участников неудавшегося заговора; эти имена будут следующие: граф Гильом де Торе, виконт де Тюренн, господа Ла Моль и Коконнас. Что касается слуг Генриха Наваррского, то ни принц, ни Ла Моль их имен в любом случае не назовут по той простой причине, что они не являются участниками заговора, и ни один из них не знает, что в данную минуту двое из свиты Беарнца находятся во дворце Монморанси. А свое присутствие в группе сопровождающих последние объяснят только тем, что обязаны неотлучно находиться при особе наваррского короля и следовать за ним туда, куда бы он ни пошел. Откуда им было знать, что герцог Алансонский задумал побег и потащил с собой короля и принца Конде?

И он выразительно посмотрел на обоих друзей. Лесдигьер и Шомберг согласно кивнули.

— Следующими будут члены семейства Монморанси. Но, поскольку они не придворные и их к тому времени не окажется в Париже, то, стало быть, некого будет и ловить. Остаются Ла Моль и его приятель. Эти являются прямыми участниками заговора; они и будут отвечать; да и поделом, ибо Ла Моль, которому доверили руководство операцией, должен все предусмотреть, поскольку речь так или иначе идет не только о жизни мятежных принцев, но и о его собственной. И, наконец, последнее. Если по каким-либо причинам план побега сорвется, король Наваррский должен выставить на подоконнике своей комнаты два зажженных канделябра: один с левой, другой — с правой стороны окна. Для тех, кого Торе и Тюренн вышлют в качестве дозорных, это будет сигналом провала. Едва узнав об этом, вы, Гильом, тут же уберетесь восвояси вместе со своими людьми.

— Вы думаете, брат, что кто-то назовет Екатерине Медичи наши имена? Они известны только участникам заговора.

— Это сделает герцог Алансонский, как только его матушка припрет его к стене. Вас тут же станут искать. Мне хорошо известен этот неуравновешенный и трусливый юнец. Итак, вы все поняли?

И маршал посмотрел на Лесдигьера и Шомберга.

— Да, монсиньор.

— Хорошо. Теперь, когда каждый ясно представляет свою роль и поставленную перед ним цель, мы можем разойтись. Первыми выйдут Лесдигьер с Шомбергом, спустя некоторое время через другие двери — Торе и Тюренн. Для пущей безопасности наденьте маски и хорошенько закутайтесь в плащи; вас не должны узнать, а я вовсе не исключаю возможности, что за кем-либо из вас будут следить шпионы Екатерины Медичи. А теперь в добрый путь, господа, и да хранит нас бог!

И маршал поднялся.

За несколько дней до побега Лесдигьер встретился с Бюсси, которого не видел, наверное, с неделю: тот улаживал какие-то дела с наследством маркиза де Ренеля. Они поболтали несколько минут о пустяках, когда Бюсси внезапно спросил:

— Что у тебя с этим Ла Молем? Что-нибудь случилось? Лесдигьер выразил удивление:

— Чего тебе это пришло в голову, Бюсси? И потом, откуда известно о моих секретах с Ла Молем?

— Ты действуешь крайне неосмотрительно. И не знаешь того, что о вас говорят.

— Что же о нас говорят?

— Что вы подозрительно шепчетесь втайне от всех. Вот видишь, об этом знаю даже я, хотя отсутствовал целую неделю.