— Кто тебе сказал об этом?

— Разве это важно? Несомненно одно: он хочет втянуть вас с Шомбергом в какую-то гнусную историю, а ведь я предупреждал, чтобы вы держались от него подальше.

Бюсси был прав. Ла Моль, действительно, пытался через Лесдигьера передавать королю Наваррскому кое-какие сведения, касающиеся подробностей бегства принцев и, таким образом, сделать его соучастником. Но Лесдигьер при упоминании слова «заговор» делал удивленные глаза и пожимал плечами. Знать ничего не знает и слышать не хочет ни о каком заговоре. Если Ла Молю нужно передать что-то важное, то пусть он обращается либо к самому наваррскому королю, либо к герцогу Алансонскому. Что до него и Шомберга, то это их не касается.

Теперь Лесдигьер решил не скрывать от Бюсси ничего. Между ними давно уже сложились бескорыстные дружеские отношения, они часто делились переживаниями, неудачами или успехами на том или ином поприще, спрашивая друг у друга совета или прося помощи. Лесдигьер подумал, что не будет ничего страшного в том, что он приобретет в лице Бюсси надежного союзника, который сможет подать дружеский совет. И если хитрому Ла Молю с его продажной душой не удалось привлечь Лесдигьера, то последнему ничто не мешало поделиться секретами с Бюсси, человеком с чистой душой и благородным сердцем.

— Ты прав, Бюсси, — сказал он, — мы с Шомбергом действительно являемся действующими лицами в некоторой драме, связанной с…

— Любовью?

— Нет, Бюсси, я назвал бы это похищением.

Бюсси фыркнул:

— Как, разве похищение не связано с любовью?

— Это не тот случай.

— Любопытно. Надеюсь, Франсуа, ты расскажешь мне об этом, если, конечно, это не затрагивает чести дамы.

— Никоим образом.

— Тогда я слушаю тебя.

— Так вот, Ла Моль вместе с герцогом Алансонским задумали не более и не менее как… Но это тайна, Бюсси.

— Твоя?

— Нет.

— Чья же?

— Другой особы.

— Дамы?

— Короля Наваррского.

— Тогда я ничего не слышал, Франсуа. Я не вмешиваюсь ни в дела политики, ни в интриги сильных мира сего.

— Но ведь ты мне друг, Бюсси, я знаю, что ты не предашь меня, а потому хочу поделиться с тобой этой тайной.

— Предать тебя? В своем ли ты уме, Франсуа? Ты же знаешь, что я тебя люблю и обязан тебе жизнью. Предать тебя, честнейшего и благороднейшего дворянина, значило бы для Бюсси Д'Амбуаза всадить своей рукой кинжал в собственное сердце!

— Ты честен и смел, друг мой, к тому же лучше меня знаешь нынешний двор, а потому я поделюсь секретом в надежде что ты, быть может, дашь мне дружеский совет.

— В таком случае говори, Франсуа, я весь внимание.

— Ла Моль вовлекает меня в заговор с целью освобождения короля Наваррского и Месье, и перехода на службу к последнему.

Бюсси нахмурил лоб:

— Один раз вас уже предали.

— Да. Но наш враг отныне стал нашим союзником. Бюсси высоко вскинул брови:

— Королева Маргарита вознамерилась вам помогать?

— Так она заявила брату и мужу, к которому стала относиться с сочувствием и которого уверила в своей доброжелательности.

Бюсси размышлял. Но недолго. Лесдигьер услышал то, что и рассчитывал:

— Ей можно верить, она честная женщина, хоть и легкомысленна в выборе любовников. Но теперь я понимаю причину согласия Ла Моля взять на себя руководство заговором. Он безумно влюблен в Марго и будет счастлив сделать то, о чем она попросит.

Бюсси угадал. Ла Моль и в самом деле заглаживал вину перед Маргаритой, которая уличила его в непостоянстве, отчего стала с ним холодна.

Он жаждал вернуть ее.

Он действовал по ее просьбе, вымаливая прощение.

Он уже катился в пропасть.

Ее разверзла перед ним его любовь.

Бюсси тем временем продолжал:

— Но чего ради ввязываться в эту историю тебе с Шомбергом? Ла Моль скользок, лжив и увертлив, а Месье — тот просто трус. При первой же опасности они побросают оружие, а будучи уличенными в измене, немедленно выдадут всех участников заговора, наговорив кучу нелепостей, чтобы снять с себя вину.

— Им не в чем будет обвинить нас с Шомбергом, потому что за нами никакой вины нет. Мы только выполняем приказания нашего короля, потому что служим ему.

— Понимаю, — кивнул Бюсси, — но не до конца, ибо не знаю всех деталей.

— Тогда слушай меня внимательно.

И Лесдигьер рассказал Бюсси обо всем, что касалось планов, связанных с бегством пленников в ночь на двадцать пятое февраля. Выслушав, Бюсси усмехнулся:

— Пусть Ла Моль думает себе что хочет, но вы вне подозрений, ибо, что бы там ни случилось, обязаны находиться при вашем господине. Будьте всегда рядом, он сумеет выручить вас из беды, ему поможет Марго. Правда, теперь это будет сложнее, ведь у него нет уже его былого щита, коим являлся для него любимец королевы-матери Генрих Анжуйский, ибо они были с сестрой в весьма тесных дружеских отношениях. В случае опасности апеллируйте также к Карлу IX, он любит и уважает вас с Шомбергом, а если выяснится, что вы никакого отношения к заговору не имеете, то смело можете рассчитывать, что всего-навсего разделите участь вашего короля, оказавшись под еще более бдительным надзором либо в Лувре, либо в каком-нибудь другом замке. Согласись, это все же лучше, чем сложить голову на плахе. И еще. Не пытайся служить Месье, не роняй достоинства хотя бы в глазах друзей. Он — колосс на глиняных ногах и тут же рухнет, рассыпавшись в прах, едва умрет Карл. Ему не видать трона, во всяком случае, это произойдет очень не скоро, ибо на смену умершему брату немедленно примчится из Польши Генрих Анжуйский. Французский престол слаще польского.

— Ни я, ни Шомберг не собираемся этого делать, Бюсси.

— Вот и хорошо. Хочу напомнить еще об одном: берегитесь шпионок королевы-матери. Я назову некоторых, самых рьяных, да ты, наверное, и сам их знаешь: Шарлотта де Сов, Паола Минелли, Элен де Сюржер, Николь де Лимейль. Если увидишь, как кто-то из них входит в покои Екатерины Медичи или выходит из них, знай, что тут не обошлось без предательства. Скажи об этом Шомбергу. И Матиньону; кажется, он слишком увлекся своей возлюбленной Паолой.

— Это его старая любовь. Но он достаточно мудр, чтобы не потерять голову из-за прелестей пышногрудой итальянки, а Шомберг смотрит на все сквозь призму смеха и никогда не говорит с любовницами ни о политике, ни о собственных делах. Для обоих дамы — лишь мимолетное увлечение, которое легко забудется в связи с изменившимися обстоятельствами.

— Мне остается только выразить сожаление, Франсуа, — грустно покачал головой Бюсси.

— Как, ты не желаешь нам всем успеха?