Вы правы, Василий Васильевич, так не бывает. Папашка кивает:согласен. У Сталина работа ведь была о невозможности существованиябессловесного мышления. Честно говорю: не знаю, как я понял мысль своего сна.Возможно, явлена она была в каком-нибудь знаке, но потом, во сне же, я удалилсяот нее так далеко, что не различал и знака, но мысль заполнила собоюпространство сна и оставалась отчетливо-ясной при всей своей невыразимости… Вотчто это была за мысль: «Не жди, человек, инопришельцев, не жди и не лови ихвоплей. Ты их не услышишь, потому что Творец израсходовал столько жизненнойэнергии, взятой с ближних и дальних галактик, для сотворения жизни на облюбованнойЗемле, что ее для иных видимых и невидимых звезд уже не осталось. Она заключенаво всех нас. Поэтому мы тоскуем по различным участкам неба, и определенная отвека связь с родными, оставленными нами созвездиями, направляет течения нашихсуреб, мелькание случайностей, цветение и плодоносие даров и биениенаклонностей.

Не впадай, человек, в уныние от внешнего образа хаоса жизнинашего мира, от многих возмущений, уродств и вражды. В мире за хаосом сокрыттакой же божественный порядок, как во вселенной, как в тебе, не больший и неменьший.

Вселенная – прародина наша, но вся она, в свою очередь, внас, и нет больше нигде чуда размещения жизни, подобного земному. Нам известнызаконы ее сохранения, постоянства состава, тяготения, движения и прочие законы.

Нам дана страсть познания самих себя, как страсть любви ксвоей собственной природе и страсть познания мироздания как страсть любви ксебе.

Тоскуя по инопришельцам, ты тоскуешь, человек, по себе, истрашно бывает от того, как далеко ты от себя удалился. Ты сам звезда, ты сампришелец, не забывай о себе, не удаляйся, не блуждай в неживом одиночестве,благодари того, кто облюбовал нашу ниву небесную, кто заселил ее деревами, и накаждое пошло не меньше четверти, в то и половины звезды, заселил тварями, иесли на тварей животных пошло не менее одной шестой части неба, сколько жепришлось израсходовать звездных сил красоты для сотворения тебя, дав тебе, ковсему прочему, неприкосновенный запас энергии для высших нужд, но не длясамоискушения небытием…

Упало яблоко… Планета обернулась… Звезда сгорела… Мальчикптичке голову оторвал… Комета пролетела… Казни прошли по земле… Черные карлики…Мертвые души… Частицы… Мимолетности… Звезда с звездою говорит… Человек предает…Сверхновая вспыхнула… мы влюблены… Дух склеился над спящей, разметавшейея восне Материей… Слилея принцип дополнительноети с теорией неопределенности в те ,человек, и теория относительности умерла… Слабое взаимодействиие, разрыдавшись,пожалело сильное… С общего поля не убран Божий дар Свободы, и сказано нам:Живите! Целуйте причину в следствие, случайность в необходимость, конкретном вабстрактное, гравитацию и невесомость, музыку в слово, зло в доброl Вы –волопасы, водолеи, девы, скорпионы, близнецы двойных звезд, львы, раки, пегасы,кормчие, весы, лебеди, вы – живые незабудки на черном бархате ночи, живите! Всвой час, быстрей, чем свет, стремящийся за вами, вы возвратитесь туда, откудавы родом, но возлюбившие Землю больше самих себя останутся в почвах ее жизни!»

Вдруг я пробудился. Сон и мысль его не сразу покинули меня.Окно было густо-густо набито звездами. Черная, розовая и белая жемчужинынабухли от их света. Они лежали на тумбочке вблизи от моих глаз. Помнишь,Понятьев, эти жемчужины?.. Рот раскрыл.

Да! Ничто не пропадает в этом мире, господа. Если пропавшеене здесь, то оно там, какой бы банальной и не стоящей внимания ни казалась этамысль.

Жемчужины тянули в себя свет неба, как цветы тянут светсолнца, в них оживал их состав, изголодавшийся по свету еще под толщей вод, иименно неутоленная и неутолимая жажда света сообщала бесконечной тайне ихпритягательности муку совершенной красоты.

И я чувствовал открытость остатков своей души живому семениневедомого света, ее жадность, черную, розовую и белую, с которой она втягивалав себя сладкие волны и соленые частицы света.

А когда сон почти окончательно покинул меня, душа заскулилатоскливо и обиженно, словно отнятый от груди младенец, пронзенный внезапнойболью отлучения, пересилившей подспудную надежду на возвращение к источнику. Явздрогнул и приподнялся, как бы пытаясь придержать плечами смыкающиеся снизуподь мной и сверху надо мной створки раковины моей жизни, но не в силахвыдержать их неимоверной тяжести, уснул снова.

Вы закусывайте, закусывайте и пейте… Ты рад жизни, Понятьев?.. Рад. А вы, гражданин Гуров? .. И да и нет. Вы сейчас похожи на мальчишку,сидящего над запрудой, разомлевшего от весеннего солнца и ждущего, когданапором воды размоет дамбу из камней, щепы, прошлогоднего дерна и грязи.Размоет. Все размоет и понесет к ледоходу, в льдины которого, оплывающие находу, вмерзли ваши часы, дни, годы, мать, отец, Коллектива Скотникова, докторВигельский, кипы доносов, говно лжи, моча алчности, гадюки предательств,соломенная труха удовольствий, сциллы, харибды, воробушки младенчества вмерзлив льдины, и им никогда не взлететь… Не взлететь…

И я снова уснул, но во сне – в вагоне метро меня разбудилаот сна стюардесса.

– Высота – десять тысяч метров. Температура воздуха забортом вагона семьдесят три градуса ниже нуля, – сказала она, обносяпассажиров вагона напитками. В хрустальных бокалах алело вино. В нем плаваличерные, розовые и белые льдинки.

Лица пассажиров, сидевших, как и положено сидеть в вагонахметро, друг против друга на мягких сиденьях, были скрыты газетами. Поразительная,вдруг открывшаяся в глазах дальнозоркость позволяла мне читать текст статей иразглядывать фото политических руководителей. Собственно, текста в статьяхникакого не было. Все они состояли из одной-единственной фразы, повтореннойтысячекратно и набранной разными шрифтами. Она была заголовком передовицы, снее переровица начиналась, с ее помощью переходила в информацию с мест,комментарии, столбцы хроники, в фельетон, письма трудящихся, сообщения из-зарубежа, новости спорта, в подвалы и наконец в происшествие, которое почему-тотак и называлось своим именем – происшествие, но кончалось все тою же фразой.Вот что это была за фраза:

МЫ ЖИВЕМ В РАМКАХ ПЕРВОЙ ФАЗЫ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ФОРМАЦИИ. Л.И. БРЕЖНЕВ.

Пассажиры, мои соседи и люди, сидевшие напротив, жадноглотали каждую фразу, предварительно обсосав буковки, сплевывали на пол точки.запятые и подолгу держали за щеками, как леденцы, восклицательный знак изаглавную бунву «М» . Буквы Л, И, Б,Р,Е,Ж,Н,Е,В они тщательно, но безудовольствия разжевывали, выковыривали кусочки, застрявшие в зубах,зубочистками, спичками, ноггями и пощеными уголками партбилетов.

Тяжесть скуки спирала мое дыхание, закладывала уши, заокнами была кромешная жуткая темень, вагон то сотрясало, то он вибрировал, топроваливался в воздушные ямы, а сомнений в том, что мы куда-то летим, у меня небыло ни малейших, потому что стюардесса, как милый символ полета, в коротенькойюбчонке, обтягивавшей крепкую попку с горевшими в глазах профессиональнымиискорками риска, опередила их появление. Мы летели в кромешной темени, посадкине предвиделось, и безысходность просачивалась сквозь поры моего тела в душу,накапливалась в сердце, печени, почках, мочевом пузыре, и, убедившись, что ееуже полным-полно в яйцах, снова подступала и горлу… Тоска и мрак… Мрак и скука…Бездна сверху, снизу и с края. Снимите кандалы и наручники, расстегнитеремни! – сказала стюардесса. – Самолет производит посадку на станции«Дзержинская».