Это было самое настоящее чудо — простенькое и совершенно непрактичное, зато сокрушительно очевидное, и оно не было делом моих рук, в этом я мог поклясться! Мой приятель Джинн каким-то образом услышал меня и ответил — я был в этом совершено уверен. Я понял, что по моей щеке ползет горячая мокрая дрянь — дань сентиментальности и явно несамурайскому воспитанию, полученному в детстве — но через короткое мгновение мои глаза были абсолютно сухими, тело — легким, как один из этих чертовых персиковых лепестков, а сердце — пустым и веселым, как никогда прежде. Синдбад сам подошел ко мне и опустился на песок, чтобы мне было легче забраться на его горбатую спину.

— Поехали, ребята. — Тихо сказал я. Мой дромадер зашагал вперед размеренным шагом.

Я не оборачивался, поскольку и так знал, что мои люди уже проснулись и последуют за мной, как миленькие — а куда они денутся?!

Мы так долго шли к морю — кто бы мог подумать, что оно умудрится открыться нашим взорам так внезапно, словно до сих пор мы вообще не подозревали о его существовании! Когда до меня дошло, что линия горизонта уже сливается не с золотисто-серым песком, а с водой, я вдруг вспомнил дурацкий старый анекдот: «ничего себе пляжик отгрохали», и криво улыбнулся правым уголком рта. Создавалось такое впечатление, что чувство юмора сохранилось только у моей правой половины — боюсь, рассмешить левую сейчас не удалось бы даже мистеру Бину!

— Как мы будем переправляться через море, Али? — Озабоченно спросил Мухаммед.

— Как-нибудь, по воле Аллаха. — Ехидно усмехнулся я.

— Ты собираешься строить корабли? — Не унимался он.

— Никаких кораблей! — Твердо сказал я. — Любой корабль станет Нагльфаром, или тенью Нагльфара, или воспоминанием о нем… Поэтому кораблей не будет.

— Думаешь, воды позволят нам пройти по ним, как по суше? — Понимающе спросил Мухаммед.

— «По воде аки по суху»? Это мне тоже не подходит: слишком похоже на одну знакомую легенду. — Решительно сказал я. — Ну их к дьяволу, эти легенды!

Без них мне как-то спокойнее.

— Но как же тогда? — Не отставал Мухаммед.

— Поживем — увидим! — Улыбнулся я. — Еще полчаса можно не утруждать себя размышлениями. Целых тридцать минут, каждая из которых состоит из шестидесяти секунд — ты можешь сосчитать, сколько счастливых мгновений безмятежности уготовила нам наша щедрая судьба? Будь мужественным, друг мой, и прими этот бесценный дар!

Магомет изумленно посмотрел на меня — в другое время и в другом месте я бы непременно подумал, что он вспоминает номер телефона, по которому можно вызвать дежурную бригаду Скорой Помощи. После долгой паузы он покорно кивнул, развернулся и уехал — наверное, отправился транслировать мой незамысловатый ответ своим коллегам.

Что касается меня самого — я честно воспользовался собственным советом и еще полчаса наслаждался возможностью не предпринимать никаких умственных усилий.

— Такая мокрая вода! — Весело сообщил я небу над своей головой, когда ленивая волна прибоя с любопытством лизнула мозолистые ноги своего дромадера. Синдбад недовольно помотал головой и отступил на шаг назад.

— Эта мокрая вода еще не знает, что она вполне может стать твердой и сухой. — Снисходительно сообщил я Синдбаду. — Куда уж ей: в этих местах никогда не было зимы. Теперь будет. — Это решение пришло ко мне совершенно самостоятельно: я вдруг вспомнил, что в природе существует такая замечательная штука как мороз, который превращает зыбкую и ненадежную стихию в скучную, скользкую, но вполне надежную твердь. Стоило только подумать: мне в лицо ударил первый порыв ледяного ветра. Он дул с севера и, судя по всему, намеревался в кратчайшие сроки заморозить все, что встретится на его пути. Несколько секунд я зябко ежился, а потом просто утратил представления о «холодном» и «теплом»: температура воздуха, соприкасавшегося с моей кожей, больше не имела для меня никакого значения.

Ничего удивительного, если разобраться: не страдал же я до сих пор от жары — путешествуя по Сахаре в самый разгар лета, между прочим!.. Да и никто в моем войске от нее не страдал — в некоторых случаях не так уж плохо быть мертвым!

— О'кей, делаем привал. — Сказал я. — Если все так пойдет, через час можно будет ехать дальше…

— Макс, а куда подевался Джинн? — Робко спросила Доротея. — И у кого теперь можно попросить чашечку кофе?

— Джинна больше нет. Его контракт кончился. Подозреваю, что он счастлив и свободен, чего и нам желает… А что касается чашечки кофе, просить ее теперь не у кого. — Печально улыбнулся я. — Пикник закончился, дорогая, начались суровые походные будни… Впрочем, я совершенно уверен, что если ты здорово захочешь, ты получишь свою чашечку кофе и вообще все, что тебе понадобится — не знаю уж, каким способом!

— Смотри-ка, она уже у меня в руках! — Растерянно сообщила Доротея. — Горячая какая…

Это ты сделал?

— Не думаю. — Честно сказал я. — Скорее всего, ты сама.

— Но как?

— Тебе виднее. — Улыбнулся я. — У меня есть хорошая новость, Дороти: мы в стране чудес, и каждый из нас может все… У меня есть еще одна новость: мне кажется, так было с самого начала, еще до того, как началась эта дурацкая катавасия с «концом света», просто мы никогда толком не пробовали «смочь» это самое «все» — руки не доходили. Ежедневные хлопоты, размеренный ритм жизни, скучная утренняя газета, скучный вечерний трах — какие уж там чудеса!

Доротея нерешительно кивнула и тут же отпрянула в сторону: на нее обрушился целый ворох газет. Они появлялись из ниоткуда и медленно кружась в воздухе, опускались под ноги доротеиной верблюдицы.

— Боже! Стоило только на мгновение загрустить, что я уже никогда не прочитаю утреннюю газету — и вот… — Растерянно прошептала она.

— Хорошо, что ты соскучилась именно за газетами — в противном случае, на тебя могла бы свалиться толпа голых мужчин. — Рассмеялся я. А потом сочувственно добавил:

— Теперь тебе прийдется быть очень осторожной с маленькими мимолетным желаниями: такова расплата за могущество!

— Что ты со мной делаешь? — Дрожащим голосом спросила она. — Что ты делаешь со всеми нами?

— Я ни с кем ничего не делаю. Оно само с вами происходит. Вернее, с нами.

Можешь считать, что я — первый подопытный кролик… или крыса: говорят, они на редкость живучие твари… Учти: первый — отнюдь не значит «самый лучший», а посему воздержись от восторженного преклонения — вон даже Мухаммед воздержался!

— «Я только прелюдия для лучших игроков, о братья мои! Делайте по моему примеру! И кого вы не научите летать, того научите быстрее падать!» — Произнес за моей спиной голос Анатоля.

— Что? — Изумленно переспросил я. Анатоль с видимым удовольствием продемонстрировал нам великолепную работу своего дантиста: его роскошная улыбка обнажала штук семьдесят зубов, никак не меньше!

— Так говорил Заратустра. — Невозмутимо объяснил он. — Когда-то в юности у меня была слабость к Ницше, и я до сих пор помню несколько отрывков. Все ждал случая блеснуть интеллектом, а тут такая оказия!