– Странно, – сказал Шаса, глядя на потолок, – кто-то определенно тут поработал. Если не Одендаль, то кто, по-вашему, Триша?

– Понятия не имею, мистер Кортни.

– Никто сюда не заходил, по вашим сведениям? – настаивал Шаса.

– Никто, сэр, кроме, конечно, вашей жены и ее шофера.

– Хорошо, спасибо, Триша.

Шаса встал и взял у стоявшего в углу лакея пиджак. Надевая его, он разглядывал дыру над столом и провод, выходивший из другой дыры в углу и скрывавшийся за томами энциклопедии. Пока Триша не заговорила об этом, он перед лицом гораздо более серьезных проблем совершенно забыл о своем раздражении, но теперь снова со всем вниманием задумался о странном происшествии.

Подойдя к зеркалу, он, завязывая галстук и поправляя повязку на глазу, размышлял о дополнительной загадке в лице шофера Тары. Слова Триши напомнили и об этом. Он еще не расспросил этого человека, зачем он без разрешения брал «шевроле».

– Черт побери, где я его видел раньше? – недоумевал он и, бросив последний взгляд на потолок, вышел из кабинета. Идя по коридору, он продолжал думать о шофере. Возле лестницы его ждал Манфред Деларей. Он торжествующе улыбался, и Шаса сообразил, что после шока, вызванного речью Макмиллана, еще не разговаривал с ним с глазу на глаз.

– Итак, – поздоровался с ним Манфред, – Британия наконец перерезала помочи, мой друг.

– Помните, как однажды вы назвали меня сотпилем?– спросил Шаса.

– Ja, – усмехнулся Манфред. – «Соленый член» – одна нога в Кейптауне, другая в Лондоне, а лучшая часть висит над Атлантическим океаном. Ja, помню.

– Что ж, отныне у меня обе ноги в Кейптауне, – сказал Шаса. Только с этой минуты, когда он полностью осознал, что Англия их отвергла, Шаса впервые задумался и обо всем остальном и понял, что он больше всего и прежде всего южноафриканец.

– Хорошо, – кивнул Манфред. – Наконец вы поняли, что, хоть мы не всегда согласны друг с другом и нравимся друг другу, обстоятельства сделали нас братьями. Один из нас не может существовать без другого, и в конце концов нам приходится обращаться только друг к другу.

Они прошли в зал заседаний и сели рядом на зеленые сиденья.

Когда собравшиеся встали для молитвы, чтобы попросить Господа благословить их раздумья, Шаса посмотрел через зал на Блэйна Малкомса и, как всегда, почувствовал глубокую привязанность к нему. Седовласый, но загорелый и красивый, с торчащими ушами и крупным, решительным носом Блэйн, сколько Шаса себя помнил, всегда был ему опорой в жизни. Полный нового патриотизма – и негодования из-за предательства Англии, – Шаса радовался, сознавая, что это еще больше их сблизит. Уменьшит политические разногласия между ними, точно так же как привлечет друг к другу африкандеров и англичан вообще.

Когда молитва окончилась, Шаса сел и все внимание обратил на доктора Хендрика Френса Фервурда, который встал, собираясь начать речь. Фервурд – отличный, убедительный оратор и очень сильный противник в споре. Выступление его будет длинным и продуманным. Шаса знал, что их ждет великолепное развлечение. Он вытянул ноги, откинулся на мягкую спинку кресла и в предвкушении закрыл глаза.

Но Фервурд не успел еще сказать ни слова, как Шаса снова открыл глаза и выпрямился. В то мгновение, когда он очистил сознание от всех иных мыслей и тревог, когда он был расслаблен и восприимчив, вспыхнуло давнее воспоминание – во всей красе. Он вспомнил, где и когда в прошлом видел шофера Тары.

– Мозес Гама, – произнес он вслух, но аплодисменты, которыми слушатели встретили премьера, заглушили его слова.

Тара приветливо улыбнулась дежурному у главного входа в парламент и сама себе удивилась. Она словно была окутана коконом сна и оттуда наблюдала за собой, как за актрисой, играющей роль.

Поднимаясь по лестнице, она слышала из зала заседаний приглушенные аплодисменты; Мозес в своем костюме шофера, нагруженный горой пакетов, шел за ней на почтительном расстоянии. Они так часто это проделывали! Тара снова улыбнулась, столкнувшись в коридоре с одной из секретарш. Постучала в дверь приемной Шасы и, не дожидаясь ответа, вошла. Триша встала из-за стола.

– Доброе утро, миссис Кортни. Вы опаздываете на выступление премьер-министра. Вам лучше поторопиться.

– Стивен, можете занести пакеты.

Мозес закрыл за собой наружную дверь, а Тара остановилась перед столом Триши.

– Кстати. Кто-то возился с потолком в кабинете вашего мужа. – Триша вышла из-за стола, как будто хотела проводить ее в кабинет. – И мы подумали, может, вы знаете…

Мозес положил пакеты на стул и, освободив руки, повернулся к Трише, и, когда она оказалась рядом с ним, одной рукой обхватил ее за шею, а второй зажал рот. Женщина в его руках была совершенно бессильна, но ее глаза от шока широко раскрылись.

– В верхнем пакете веревка и кляп, – тихо сказал Мозес Таре. – Достань.

Тара стояла как парализованная.

– Ты об этом ничего не говорил, – выпалила она.

– Достань, – по-прежнему тихо, но нетерпеливо повторил он, и Тара послушалась.

– Свяжи ей руки за спиной, – приказал он, и, пока Тара возилась с узлами, засунул в рот испуганной девушке сложенную чистую, белую тряпку и закрепил липкой лентой.

– Сиди здесь, – приказал он Таре, – на случай, если кто-то зайдет, – а сам проволок Тришу через приемную, втащил в кабинет и уложил ничком за стол. Быстро проверил узлы. Тара завязала их непрочно и плохо. Он перевязал их, потом надежно связал Трише ноги.

– Заходи! – позвал он, и раскрасневшаяся Тара, спотыкаясь, вбежала в кабинет.

– Мозес, ты ее не ранил?

– Прекрати! – сказал он. – У тебя важная работа, а ты ведешь себя, как капризный ребенок.

Она закрыла глаза, сжала кулаки и глубоко вдохнула.

– Прости. – Тара открыла глаза. – Я понимаю, что это необходимо. Я не подумала. Теперь все в