* * *

По возвращении я надеялась укрыться в надежном и теплом автобусе, но у Келлана были иные планы. Он повел меня за руку к автобусу Сиенны. Я напряглась, не слишком уверенная, что мне туда хочется, однако Келлан был чернее тучи, и я не могла пропустить эту схватку.

Келлан позвал Сиенну и стукнул в дверь. Едва я решила, что она вышла или ждет начала концерта в нашем шикарном отеле, на пороге возник Номер Первый. Осмотрев нас на предмет оружия, он посторонился. Оказавшись внутри, я поразилась желанию Сиенны вообще покидать это место. Роскошь на колесах! В передней половине салона вдоль стен тянулись кожаные диваны. В хвосте напротив огромного телевизора стояли мягкие складные кресла. Сбоку располагалась целая кухня, а спальных отсеков, похоже, не было вовсе. Я не сомневалась, что комната Сиенны в самом конце была лучше большинства студийных апартаментов. Мне вдруг показалось, что я провела последние недели в нищете.

Сиенна раскинулась на диване и читала модный журнал. Она подняла на нас взгляд:

– Келлан, Кира, какой приятный сюрприз! – Ее глаза метнулись к окну – скорее всего, в поисках фотографов. – Чем могу быть полезна в такой погожий денек?

Келлан ворвался внутрь и остановился прямо перед ней. В хвосте поднялся с откидного кресла Номер Второй, которому явно не понравилось выражение его лица.

– Это твоя работа?

Я вскинула на Келлана глаза, пораженная таким выводом. Версия, впрочем, выглядела весьма правдоподобной, и я уставилась на Сиенну. Не она ли все подстроила? Та склонила голову набок, и на ее миловидном лице написалось недоумение.

– О чем ты говоришь? И почему вы такие мокрые – принимали душ в одежде? До нитки!

Она усмехнулась, щелкнула пальцами и завела руку за плечо. Телохранитель незамедлительно передал ей полотенца из шкафа в коридоре. Она вручила их нам, не успел Келлан ответить.

– Какая-то скотина с камерой устроила нам засаду. Я врезал ему, но он сподобился заснять Киру.

Сиенна понимающе улыбнулась:

– Вот назойливые букашки! Ладно, не волнуйся – подумаешь, врезал. Мои люди разберутся. Если хорошо заплатить, то девять папарацци из десяти не потребуют компенсации по закону.

Я выжимала мокрые волосы, а Келлан прищурился:

– Это ты его подкупила?

Сиенна помрачнела, изучая его своими черными глазами:

– Я понятия не имела, куда вы отправились. Как я могла вас выдать?

Келлан по-прежнему щурился, сверля ее взглядом:

– Тебя не поймешь, когда ты говоришь правду, а когда впариваешь фигню.

Я спрятала улыбку. Мне тоже было не понять. И я знала, что Сиенне не видать Келлана хотя бы по этой единственной причине. Даже случись со мной завтра беда и останься Келлан свободен, он никогда не свяжется с человеком, которому не доверяет.

Готовый уйти, Келлан бросил полотенца на диван и потянул меня к двери.

– Я не имею к этому никакого отношения, – с откровенным раздражением повторила Сиенна. – Я не какая-нибудь злодейка, чтобы вредить вашим отношениям. Я принимаю удары судьбы и желаю вам научиться тому же.

Келлан оглянулся, глаза у него пылали.

– Если узнаю, что ты приложила к этому руку, всему конец. Я соберу манатки, свалю с этого тура, и мне плевать, что сделает со мной Ник. Пусть засудит за нарушение контракта. Надоело быть игрушкой.

Вечером, когда Келлан отправился на сцену, я осталась в гримерке, предпочитая слушать его через динамики, но не видеть. Слишком многое на меня навалилось. Снимок напечатают через считаные часы – максимум к утру. Когда взойдет солнце, шум будет стоять такой, что я проснусь. У меня свело желудок. Черт, я ненавидела быть в центре внимания, это было хуже ежедневных занятий в школе, новой работы, собеседований, дней рождения и выпускных экзаменов. Путь к алтарю вдруг представился мне делом проще пареной репы.

Мне было физически дурно оттого, что я перестала быть неизвестной. Казалось, что я закуталась в плотное и теплое шерстяное одеяло, хранившее меня от холода и прочих невзгод, – и вдруг его сорвали. Я осталась голой, открытой всем ветрам, продрогшей до костей. Келлан тоже не любил афишировать свою жизнь. Не то ли он чувствовал, когда обсуждал ее с совершенно посторонними людьми? Возможно, однако, его согревали любовь и восхищение фанатов. А мне они теплого приема не окажут. Я выступала помехой на пути к Келлану, а они, судя по всему, что я видела, хотели либо иметь его сами, либо лицезреть в союзе с Сиенной. Третьего не дано.

Я была не властна над отношением фанатов ко мне, но могла управлять своей реакцией на них. Можно было и дальше прятаться и носа не показывать из автобуса в надежде, что скоро спектакль кончится. А можно было встать в позу и гордо вышагивать бок о бок с мужем. Этого мне хотелось меньше всего на свете, но больше не было желания и скрываться. Мы с Келланом слишком старались сойтись и остаться вместе. Вернуться в исходную точку мне не улыбалось. Я не хотела стыдиться содеянного. Мне нравилась наша жизнь. Я была готова вопить всему миру, что Келлан принадлежал мне и это всегда было так.

Дженни и Рейчел, улетавшие рано утром, смотрели выступление ребят. Анна в некотором роде составила мне компанию. Ее живот выпирал из уютного кресла, рот был слегка приоткрыт, она чуть похрапывала. Наверно, ее подкосили дневные радости с Гриффином. Я принялась будить ее, понимая, что, как бы мы с Келланом ни разобрались с грядущей кучей дерьма, день завтрашний будет отличен от нынешнего.

Анна вздрогнула и заозиралась, бормоча: «Встаю, мамочка».

– Кира? – моргнув, уставилась она на меня. – Черт, сколько времени?

По ее виду можно было подумать, что три часа утра.

– Еще рано, ребята пока на сцене.

Она откинула голову и закрыла глаза:

– Тогда какого дьявола ты меня будишь? – Она криво улыбнулась. – Мне массировал ноги Джонни Депп.

Я улыбнулась и вспомнила, чего хотела.

– Завтра будет… в общем, хреново. Поэтому нужно кое-что сделать сегодня, пока обо мне еще мало кто знает. – Анна приоткрыла один глаз, и я повторила: – Мне нужно кое-что сделать. Пойдешь со мной?

Сестра не колеблясь начала вставать – во всяком случае, попыталась. С Максимусом ей было не очень-то легко развернуться. Я помогла ей, и она задала единственный вопрос:

– Куда идем? – Когда я объяснила ей, что задумала, она потрогала мой лоб. – Кто ты и что ты сотворила с моей сестрой?

Я оттолкнула ее руку:

– Та, кому надоело скрываться. Пусть мир узнает.

– Значит, так тому и быть! – просияла Анна с нескрываемой гордостью.

Мы незаметно выскользнули через служебный вход, и двадцать минут спустя таксист высадил нас возле салона татуировок в неблагополучном районе. Шофер заверил нас, что лучше места в Филадельфии не сыскать, да и работает оно допоздна. С учетом того, что заведение располагалось напротив байкерского, как я поняла, бара, ночная работа была неплохим маркетинговым ходом.