– А сейчас ты откроешь глаза и заговоришь. Я тэнкрис, а ты человек. Я приказываю тебе.

Тяжелые веки выжившего разлепились, мутный взгляд блуждал, явно меня не замечая.

– Коротко, что здесь произошло?

– Чудовище, – прошептал он. – Оно всех убило. Огромная жуткая тварь. Я не видел страшнее.

– Волосатое, с огромной пастью, клыками и огромными красными глазами?

– Да.

– Вы навредили ему?

– Почти нет. Оно плохо горело, не замерзало, мы били его молниями. Ничто не помогло. Мы погибали один за другим. Оно ломало стены и двери.

– Что было потом?

– Чудовище освободило заключенного, не тронуло его, будто верный пес. Рошальд тоже не умер сразу, у него вываливались внутренности, но он еще дышал. Перед смертью метнул заклинание. Убойное. Чудовище закрыло бородача собой. Оно выжило. Они вместе ушли.

– Закрыло собой. Вот как? Значит, они все ушли?

Он помедлил, будто не понимая, о чем я, но затем ответил:

– Да.

– Тебе больно?

– Нет. Холодно. Хочу спать.

– Я запрещаю тебе. Держись как можно дольше, это приказ. Себастина, останься рядом и не давай ему уснуть любыми способами. Если надо, тыкай пальцем в обрубки, чтобы он визжал, но только не давай ему уснуть.

– Слушаюсь, хозяин.

Я вышел на улицу, от злобы хотелось кричать! Резня, которая творилась в доме л’Калипса, не могла остаться незамеченной, но окна соседних домов были пусты, а за ними дрожали сгустки страха. Никто не посмел выйти на улицу, никто не позвал слуг закона.

– Я чувствую ваш страх! Все пахнет кровью и страхом! И пока вы притихли, как мыши в своих норах, я и мои сородичи будем искать! Вот для чего нужны тэнкрисы! Мы делаем то, на что не решаетесь вы! Мы ищем чудовищ и убиваем их, пока вы трясетесь за свои жизни, а те немногие из ваших сородичей, что находят в себе крупицу отваги, погибают за вас! Не забывайте! Никогда не забывайте, зачем вам нужны благородные таны!

Эмоциональная разрядка помогла, исчезла набиравшая силы мигрень, отступила тахикардия. Я дождался фургона с небольшой группой констеблей, предъявил им инсигнию и приказал оказать посильную помощь раненому. Лишь глубокой ночью прибыли основные силы правопорядка, место преступления было оцеплено, и начали складывать ошметки по прорезиненным мешкам. Еще позже появился безупречный тан, окруженный подчиненными. Я увидел неописуемую бурю эмоций, вращающуюся вокруг него.

– Л’Мориа.

– Л’Калипса.

– Вижу, вы снова ходите.

– И даже бегаю. Как показывает практика, мне даже увечье не может помешать исполнить мой долг. Только чужая узколобость. Войдите внутрь и посмотрите, что бывает, когда Ночной Страже препятствуют. Вдохните полными легкими. Пропитайтесь. И да, Аррен, если вы еще раз помешаете мне делать мою работу, я вас уничтожу. Неофициально, через третьих лиц, так сказать. Слово тана.

Дотронувшись пальцами до поля цилиндра, я откланялся, взял один из государственных экипажей и поехал обратно в «Розовый бутон». Следовало забрать Инча и перевезти его к себе. Слухи о произошедшем в Тромбпайке успели долететь до борделя. Ким так и не появилась.

Приехав домой под утро, я приказал слугам помочь Инчу расположиться у меня. Свернувшуюся калачиком Аноис я обнаружил в своей библиотеке. Она заснула, читая увесистый фолиант в красной обложке. «Военные парусники и галеры эпохи Третьей династии Акшарианского царства». Неужели она не могла найти ничего менее скучного? Когда появилась Мелинда, сообщившая, что тан л’Файенфас устроился, я попросил ее принести Аноис одеяло и подложить подушку. Следующий день обещал стать очень напряженным.

Газетчики буквально штурмом берут мой дом. Нет, конечно, они не смеют подходить и стучать в дверь, это было бы слишком даже для наиболее склонных к суициду. Но зато они обступили всю пешеходную часть и, видимо, ждут, что я сделаю какое-то заявление. Зря. Оказалось, что новый стимер уже стоит напротив, мерзкая огромная новенькая механическая повозка, сверкающая черной краской и с гербом Ночной Стражи на двери – полумесяц, чьи рожки направлены вверх, и между ними протянуты прутья тюремной решетки.

– Сгною любого, кто посмеет задать мне хоть один вопрос! – объявил я, выйдя на порог. – Себастина!

Моя горничная проследовала за мной, мы сели в салон, и я приказал новому шоферу править в Эддингтон.

– Слышал, что случилось с прежним крутителем руля, который возил меня вчера? – спросил я его.

– Видел, мой тан, – ответил он. – Нас с Уолтером готовили в одной службе.

– Правда? В какой же?

– Дворцовая прислуга, мой тан.

Дворцовая прислуга. Звучит гораздо более безобидно, чем есть на самом деле. Взять хотя бы Варзова, он ведь тоже всего лишь старший уборщик. Профессиональные телохранители и убийцы на службе короны, набираемые из столичных сиротских приютов, воспитываемые в условиях стальной дисциплины, вот она – дворцовая прислуга.

– Твой предшественник спас мне жизнь. Отвлек внимание на себя и погиб. Это дало мне и моей горничной время предпринять меры, необходимые для выживания. Теперь, когда всем однозначно ясно, что нахождение вблизи моей персоны может окончиться смертью, ты готов повторить путь своего предшественника?

– Да, мой тан. Мне приказано защищать вас любой ценой.

Ни намека на сомнение, холодная уверенность в собственной правоте. Бойтесь людей, страха не ведающих, ибо они способны отнимать жизнь.

Стимер въехал на огромную территорию кампуса Алхимического университета Калькштейна. Смешно, но мне пришлось предъявить инсигнию на въезде, чтобы охранники пропустили внутрь. Университет Калькштейна и Корпус Государственных Магов имеют статус независимых государств внутри нашей столицы. Конечно, армии у них нет и объявлять войну они не могут, это из области бреда, но границы этих псевдостран на замке, внутри ходит своя валюта, действуют свои маленькие уютные законы.

Мы вышли у парадного входа в центральное здание – величественный дворец алхимической науки, возвышающийся над Эстрой. По высоте это здание не может соперничать с Башней, но в нем столько помещений, что и за целую жизнь не обойти, без малого двадцать научно-исследовательских институтов, двести тридцать кафедр, тридцать два факультета. А еще тысячи дипломированных преподавателей, имеющих различные научные степени, и десятки тысяч учащихся. И все это существует лишь с той целью, чтобы развивать и продвигать имперскую алхимическую науку, самую передовую в мире.

Я направился в приемную к ректору, минуя многочисленные этажи по широким мраморным лестницам. Отовсюду за нами следили внимательные взгляды студентов и даже учителей. Возмущенные взгляды, заинтересованные. Университет Калькштейна является патриархальным заведением, существующим по законам и обычаям, которые были приняты более пятисот лет назад и остались неизменны с тех времен. Один из этих законов ясно гласит: «Никаких женщин!» КГМ, напротив, принимает и дам, и господ, ибо магия не различает полов.