Он застонал и опять подставил голову под воду. Отпрянул, вытерся полотенцем, опять взглянул в зеркало. Однако же, какое заносчивое выражение глаз! Как там – юношеский максимализм? Черт! Надо все обдумать. Но не здесь, не здесь… Стены уже давят. Пещера на Эльбрусе развила клаустрофобию. И пить. Пить. Срочно пить.

Вышел в коридор, добрался до кухни. Из гостиной раздавались разгоряченные голоса. Открыл холодильник – и засмеялся. Кефир! Жирность – процентов пять. Ну, ладно, но не меньше трех. Отвинтил крышечку, выпил полбутылки. Жесть.

Что он любил в детстве? Бегать. Вон отсюда. Подышать, пробежаться, все обдумать. И прийти в себя. Если это возможно. Ущипнул себя за тыльную сторону ладони – ну да, больно, а чего ты ждал? Сон? А может, он просто умер от истощения в своем неудачном горном походе – и попал в загробный мир? Загробный мир – просто другая жизнь. Перерождение. Правы буддисты? Но почему в прошлом времени? Ох, черт…

Вернулся в комнату – Игорь качал головой в такт музыке. Олег кашлянул. Брат снял наушники. Юный, глупый здоровяк – хотелось обнять его и поплакать. Нет, не поймет.

– Это, – произнес младший, – ты не волнуйся – правда, какой-то провал в памяти. Помоги на улицу собраться, подскажи, где мои вещи лежат – я побегать хочу. И ключи.

Брат посмотрел на него с изумлением, поднялся, открыл створки шкафа.

– Твоя половина, – показал он на полки справа, – моя половина, – на полки слева.

Затем выдвинул верхний ящик ближнего письменного стола.

– Ключи! – и бросил связку.

– Спасибо, – кивнул Олег, снял с полки спортивный костюм, оделся, натянул носки, взял ключи и пошел на выход. У двери стояли несколько пар обуви. Красные кеды наименьшего размера – его. Где ложка? Вот ложка.

Выйдя из подъезда, оглянулся по сторонам – редкие прохожие брели к метро. Основательная толпа на остановке ждала трамвай. Проехало две машины. Он засмеялся – почти безлюдные улицы, совсем пустые дороги. Повернул направо, засеменил по тротуару. Ужас, как можно не стереть ноги в этих кедах-колодках?

Наткнулся на стенд с газетами. «Правда», «Комсомольская правда», «Московская правда». Да, конечно. Полная правда, никакой лжи. Еще и «Труд» с «Известиями». Доктор Живаго упал в обморок, начитавшись советских газетных вырезок. Политбюро, посевная, американская военщина, британская агрессия на Фолклендах, безработица в странах капитала, новости культуры. Очень забавно, но нет времени. Надо пробежаться и вернуться. «Эффект бабочки», «эффект бабочки»… Что там дальше по расписанию? Школа? В школу – опаздывать нельзя. Восемьдесят второй? Это какой же класс? Так, так… Шестой, да, шестой.

Он потрусил в направлении улицы Коперника, затем повернул на Университетский – помнят ноги! На торце первого же дома – триединое красно-золотое божество Маркс-Энгельс-Ленин. Больше всего бедного Фридриха жалко. Энциклопедический ум, огромное состояние – и тут на тебе, шаманское камлание спустя столетие после смерти.

Пока одолел привычный детский утренний маршрут, появилось два варианта. Первый – ничего не делать. Второй – делать все, что только возможно. Ждать восемнадцать лет, пока родится Нина?! Восемнадцать лет?! Он не сможет. Он иссохнет от тоски. Да и как существовать в этом дурдоме? Вон, троллейбус по Вернадского проехал с красными флажками. Ну, да, скоро же Первомай…

Возвратился домой, дыша легко и ровно, несмотря на все ускорения. Конечно, сколько в нем сейчас килограмм? Тело – невесомое. А руки – как у гиббона, хоть по лианам прыгай. Тарзан, е-мое. Сняв кеды и вытерев потные ладони, подошел к турнику, стал подтягиваться. Десять… Пятнадцать… Двадцать… Как же просто!

Спрыгнул вниз, зашел в комнату, взял полотенце – он уже вспомнил, что где должно лежать, отправился в душ. Во время бега голова проветрилась. Страх и ужас уступили место холодному анализу. Кто знает – может, он тут на день? На два? Какой-то Рип ван Викль наоборот. Пробьют часы полночь, карета превратится в тыкву, одеяло – в спальный мешок, пружинистая кровать – в холодный каменный выступ в пещере.

Вернулся в комнату, на ходу обтираясь полотенцем. Игорь уже оделся в школьную форму, младший последовал его примеру – вот только пионерский галстук не желал правильно завязываться – руки давно привыкли к «Эрмесу» и «Эрменежильдо Зенья». Ладно, как вышло, так и вышло. Портфель он всегда собирал с вечера – значит, все учебники сложены правильно. Отлично.

– Олег, – кашлянул брат. – я тут это… Вчера… Твоих «Квинов»…

Воспоминание детства ярко вспыхнуло в мозгу – Белый Лоб даже заулыбался.

– Точно. Ты их обменял вместе с «Киссом» на «Лед Зеппелин». Ну и правильно сделал. Только диск «Цеппелинов» – не «родной». Он лицензионный, индийский, и конверт не расцвечивается. Только если сам краски нанесешь.

– Откуда ты знаешь? – чуть не потерял дар речи Игорь.

– Приснилось, – показал пальцем на свою голову младший. – Во время кошмара.

– Дети, завтракать! – раздался голос мамы.

– Ты точно лунатик! – на ходу сказал старший. – Ночью, что ли, пластинки проверял?

Вошли в кухню. Папа читал «Новый мир», мама разливала чай.

– У тебя галстук повязан, как у американского бойскаута, – недовольно произнесла она, глядя на Олега, отставила в сторону чайник и быстро перевязала пионерскую метку.

Когда дети уселись, перед каждым поставила тарелку с бутербродом. Олег посмотрел на составляющие и ужаснулся. «Бабочка» – «бабочкой», но он это съесть не сможет. Он отодвинул тарелку. Встретив вопросительный взгляд мамы, пояснил:

– Я есть не хочу, – и отпил безвкусный некрепкий чай.

– Что значит – «не хочу»? – папа поправил пальцем очки на переносице.

– «Не хочу» – значит, не хочу, – спокойно ответил сын и внимательно посмотрел на отца. Бодрый, рвется в бой, весь мир под ногами, все впереди. Дом построил – то есть квартиру получил, детей родил, деревья пусть городские службы сажают, а впереди у него научная карьера, постройка дачи, внуки и легкое винцо в кресле-качалке на закате солнца. Ну-ну. Перевел взгляд на маму. Ох, и красивая же! Что она в этом замухрыжнике нашла? Заговорил. Утопил в словах. Сколько ей сейчас? Тридцать четыре всего!

– Есть надо, чтобы были силы! – недовольно сказал отец.

– Чтобы были силы, надо спортом заниматься – как Игорь и как я. А от масла и сыра появятся не силы, а один жир.

– Опять какие-то глупости где-то вычитал, – прокомментировала мама.

– Пусть – но все равно не хочу.

Отец внимательно смотрел на него, потом крякнул, будто что-то решил про себя, повернулся к жене и сообщил:

– Вечером Константин Сергеевич в гости приходит, помнишь?

– Забыла! – всплеснула руками мама.

– Наверняка копченую колбасу принесет, как обычно.

– И коньяк, – улыбнулась мама.