подушка под ее лицом была мокрой, что было неудобно. Она почувствовала вкус соли.

Мой собственный пот, поняла она, что было странно, ведь ей было так холодно.

Холодно! Почему они не накинут на меня одеяло? Она попыталась пошевелиться, заговорить, но даже палец на ноге не дернулся. Боль, глубоко в животе, ощущение, будто ее внутренности вываливаются наружу, а спина…

Дорогой Элион, эта боль.

Возможно, она задыхалась, потому что на ее спине лежала рука, мокрая ткань, ощущаемая как небо.

'Что с ней происходит?' сказала Афра, и Рив почувствовала, как ее по спине тянет, как тогда, когда она слишком долго сидела на солнце и через несколько дней сдирала полоски обгоревшей кожи с плеч и рук.

Шаги, тень, Рив приоткрыла глаза. Перед ней стояла мама. Позади нее каменная стена, а не комната в бараке.

Где я?

Я не знаю, — ответила мама. Тишина. Возможно, нам придется забрать ее из Драссила".

А потом сон снова навалился на нее, Рив боролась с ним, но голоса мамы и сестры затихали…

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

ДРЕМ

Дрем проснулся от толчка. Луч дневного света пробивался сквозь щель в стене сарая, где он спал, в солнечных лучах плавали пылинки. Коза щипала его за бриджи.

"Прочь", — вздохнул он, отталкивая ее.

Снаружи раздавались звуки раскалывающегося льда, хруст снега. Голоса, шепот.

Дрем открыл глаза, полностью проснувшись, и поднялся в сидячее положение, сдерживая стон, который хотел вырваться из его рта.

Они здесь.

Схватив копье, он тяжело поднялся на ноги, подхватил связку оружия и пополз к двери сарая.

Во дворе стояли фигуры, закутанные в меха, головы близко друг к другу, шепот, блеск стали в руках. Другие тени двигались по краям двора, крались по сторонам его хижины. Чья-то спина двигалась вдоль двери сарая, прижимаясь к щели, через которую он подглядывал, перекрывая ему обзор.

Насчитал восемнадцать. Услышал еще. Это нехорошо.

Он подумал о том, чтобы на цыпочках выйти через заднюю стенку сарая, спрятаться, убежать. Он осознал, что эти мысли вызвали в нем страх, и отодвинул их на задний план. Но логика в его голове смогла увидеть их такими, какими они были. Просто рефлекторная реакция. К которой он не стал прислушиваться.

Он принял решение. Остаться и сражаться. Если бы он побежал в Дан-Серен, они бы догнали его в Диких землях, и там у него было бы меньше шансов, чем здесь. Он подумал о своем па, на мгновение закрыл глаза, вдохнул долго и глубоко, а затем медленно выдохнул.

Фигура отодвинулась от двери, и он увидел Виспи Бороду, свежевыбритую голову, хотя он и не очень хорошо побрился, клочки рыжей щетины ловили солнечные лучи. Он подал знак рукой и направил трех человек к входной двери хижины Дрема, остальные расселись по двору.

Виспи за главного, значит. Ни Бург, ни Кадошим. Эта часть моей авантюры окупилась. Жаль только, что он не прихватил с собой так много.

Из глубины хижины донесся далекий крик.

Дрем улыбнулся.

Гвозди и лезвия старых ножей вмерзли в оконные рамы.

Раскалывающийся хруст, крики, сменяющиеся стуком и воплями. Намного ближе, чем первые, и более громкие, передающие гораздо большую боль.

Дрем заглянул в щель в двери сарая и увидел, что трое мужчин, которых Виспи послал к его входной двери, исчезли, а перед ступеньками на крыльцо его хижины осталась большая дыра.

Самая трудная лосиная яма, которую я когда-либо копал. И первая, в которую я воткнул копье.

Все мужчины во дворе были настороже, встревожены, держали оружие наготове и смотрели на хижину Дрема. Двое мужчин перелезли через перила по обе стороны от ступенек. Хруст снега, который Дрем решил оставить толстым слоем на крыльце. Другой хруст — один из мужчин наступил на медвежий капкан, железные челюсти захлопнулись, разрывая плоть и ломая кости.

Еще один пронзительный вопль.

Последний мужчина у двери, пинком распахивает ее. Дерево раскалывается.

Скрип веревки, и вот человек в дверном проеме летит по воздуху, деревянный столб размером со ствол дерева качается в открытой двери.

Пора двигаться.

Дрем задвинул засов на двери сарая, зашел за поклажу пони, которых он привел из конюшни. С громким криком он ударил по крупу одну, другую и третью, послал их с кличем и рванул через двери амбара, и они вырвались во двор; люди оборачивались, кричали, отпрыгивали с дороги, скользили, падали на снег и лед.

Люди падали, их топтали, раздавались крики, трещали кости, лошади бежали направо и налево, кто-то в загон, кто-то к воротам двора и к дорожке, ведущей прочь от холда Дрема.

Мужчины стонали, поднимаясь со снега, другие поворачивались и смотрели на амбар. Один, по крайней мере, неподвижно лежал во дворе. Дрем стоял чуть поодаль, расставив ноги и метнув копье, и видел, как оно вонзилось в грудь мужчины, повалив его на спину, и кровь хлынула яркой струей на снег.

Мужчины закричали, увидели его. Начали двигаться.

Их было слишком много.

Дрем дотянулся до своей связки оружия, лежащей на ящике рядом с ним, взял короткий топор, поднял его вес и бросил. Человек упал, разбрызгивая зубы и кровь.

Он схватил рукоятку ножа, еще раз прикинул его вес и метнул его в людей, толпившихся у открытых ворот. Крик, споткнувшийся человек, еще один топор и нож, и снова бросок. Потом они оказались слишком близко, и Дрем уже бежал к задней части сарая, остановился у бочки с известковой водой, оставшейся после дубления прошлогодних мехов, взмахнул огнивом и высек искры.

Когда бочка загорелась, он ударил по ней ногой, волосы запылали, люди позади него заскользили, одного из них толкнули в пламя, и он закричал в агонии, а Дрем бежал дальше, схватив поводья пони, которого он оставил оседланным и привязанным у задней стенки сарая, и пиная доски, которые он срезал вчера вечером. Он выскочил на яркий дневной свет и снег, а его пони с готовностью последовал за ним, спасаясь от пламени и криков. Дрем взобрался на свою лошадь, натянул поводья и пустился галопом вокруг сарая к передней части двора. Крики позади него, хруст шагов по снегу подсказали ему, что по крайней мере несколько человек все еще преследуют его.

Во дворе оставалась горстка мужчин, трое или четверо. Еще больше шаталось, выходя из сарая. Один из них горел, точно человеческий факел.

Шестеро все еще стоят во дворе, по крайней мере, и еще больше позади меня, и у меня кончились фокусы. Их слишком много, чтобы я мог их принять. Пора