что делать. Я должен бежать. В конце концов, они придут за мной. Как бы хорошо я ни прятал свои следы, в конце концов они их найдут. Я могу пойти в Дан Серен, рассказать им, что я нашел. Они должны знать.

Он глубоко вздохнул и посмотрел на юг, на белый пейзаж, уходящий вдаль. Изнеможение снова охватило его, и он понял, что не сможет обогнать никакую погоню за пятьдесят лиг Запустения.

А как же моя клятва. Месть за моего отца и исполнение его последнего желания. Забрать голову Асрота? Как я это сделаю, если убегу? Меч должен быть в шахте, в руках Кадошима.

Он услышал глубокий рев, от которого у него свело живот, потом понял, что он доносится не с севера, а с запада, с луга перед ним.

Белый медведь.

Сам не зная почему, он щелкнул языком и направил лошадь вниз по склону к лугу. Он миновал дворы, скорее даже один большой двор, несколько домов, слившихся в деревню на пороге Кергарда, дети смеялись среди снега, бросали снежки, большая гончая лаяла, прыгала и выхватывала снежки из воздуха.

Он выехал на открытый луг, устланный белым ковром, и увидел клетку. Она была огромной, как застенок из железных прутьев. Внутри нее неподвижно лежал белый медведь, сливаясь со снегом. Только когда Дрем приблизился, он зашевелился, поднял большую голову и посмотрел на него, а может быть, на его лошадь. Один стражник сидел на табурете в отдалении от клетки, горел костер, над ним булькал котелок. Дрем знал его — Аэд, один из сыновей Колдера.

"Не слишком близко", — сказал ему Аэд, когда Дрем подъехал. Его лошадь заскулила, навострив уши при виде и запахе медведя, и заплясала на месте, не желая идти дальше. Дрем сошел с коня, даже не взглянув на Аэда, и подошел к клетке.

Железные прутья были толщиной с руку Дрема, и он мог видеть, где медведь выплеснул на них свою ярость: царапины и выбоины в металле, хотя даже сила и вес белого медведя не могли разорвать эти узы.

Из глубины медвежьего брюха донеслось грозное рычание. Дрем увидел шрамы и рубцы, пересекающие тело зверя, и коготь, отсутствующий на правой лапе. Он почувствовал волну сочувствия к нему.

Ты в клетке, тебя собираются разорвать на куски наутро, а толпа будет смотреть, ликовать и смеяться. И все это за действия, которых ты не совершал.

"На утро будет хорошее шоу", — сказал Аэд позади него.

Медведь вскочил на ноги с поразительной быстротой, а затем его голова оказалась на расстоянии вытянутой руки от прутьев, на одном уровне с Дремом, и уставилась на него. Аэд отступил на несколько шагов.

Осторожно, Дрем, — сказал Аэд.

Медведь наклонился вперед, прижав морду к железным прутьям, и сделал большой вдох, вдыхая запах Дрема, и выдохнул с фырканьем, запотевшим от холода.

Дрем заглянул в глаза медведя и увидел в них непокорность, силу и дух животного. Непокоренный. Неукротимый. Он никогда не сдастся.

Как мой отец.

И растерянность от внезапно перевернувшегося мира, вывернутого наизнанку. Он вспомнил, как лежал на спине в лесу, как белый медведь смотрел на него, а потом скрылся в подлеске.

Ты пощадил мою жизнь.

Ты не делал этого, — печально сказал Дрем, — ты не заслуживаешь ничего из этого.

И я в долгу перед тобой.

Дрем одним плавным движением снял с пояса короткий топор, поднял его двумя руками и обрушил на замок и цепь, обвивавшие железные ворота. Взрыв искр, звенья рассыпались.

"Что ты делаешь? крикнул Аэд.

Топор поднялся и снова опустился, а затем цепь упала, распутавшись на земле в длинную извилистую спираль.

"Что ты наделал? прошептал Аэд.

Дрем схватился за дверцу клетки и распахнул ее.

Думаю, тебе лучше бежать", — сказал он Аэду, спокойно возвращаясь к своей лошади.

Аэд закричал, когда белый медведь выскочил из клетки, высоко подняв голову и нюхая воздух. Он зарычал, грозным, вызывающим ревом, от которого зазвенели железные прутья клетки, и огляделся, рассматривая Аэда, Дрема, вернувшегося в седло, и открытое пространство луга, ведущее к лесу и Бонефеллам.

Он не убийца; он доказал это в лесу, когда оставил меня в живых и решил бежать.

Еще один рев, и он затрусил прочь, переходя на задумчивый бег, разбрасывая снежные брызги и устремляясь, как стрела, к деревьям и горам.

Твой дом. подумал Дрем. И я должен делать то же самое.

Тронув поводья и пришпорив коня, он пустил его в галоп по белому лугу, направляясь на северо-восток.

К дому.

Когда он въехал во двор, усталость навалилась на него тяжелым грузом, но он знал, что не может пока отдыхать.

Скоро за мной придут люди из шахты или еще кто похуже. Сегодня, может быть, завтра. У меня нет ни сил, ни желания бежать дальше, и даже если бы я бежал, они бы догнали меня на просторах Дикого леса, где я буду беззащитен. Они не будут ожидать, что я буду сопротивляться, и, кроме того, это мой дом, где я провел последние пять лет со своим отцом. Самое подходящее место, чтобы выстоять.

Он пришпорил лошадь, отвязал скот и посмотрел на небо. Солнце уже давно зашло, близился закат.

Еще достаточно времени.

И он принялся за работу.

Ближе к ночи он наконец рухнул на импровизированную кровать из конопляных мешков, набитых сеном. Его оружие все еще было пристегнуто к поясу: меч, топор, костяная рукоять секиры, еще несколько топоров и ножей в связке на земле, а копье прислонено к стене возле его головы. Было темно, ветер свистел в воздухе над головой, когда усталость окончательно взяла верх над Дремом.

Я сделал все, что мог. Никогда не знаешь, может, я и справлюсь. Зависит от того, сколько человек меня выслеживает.

Последнее, что он запомнил, прежде чем провалиться в черный колодец сна, был звук блеяния козы рядом с его ухом.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

РИВ

Рив с благоговением смотрела на Бледу и дюжину его почетного караула. Они скакали по оружейному полю в строю стрелков, низко склонившись в седлах, с натянутыми луками, с двумя или тремя стрелами, зажатыми в том же кулаке, что и луки. Без всяких видимых признаков, по которым Рив могла бы судить, они дружно натянули луки, и стрелы полетели в соломенные мишени перед ними; в считанные мгновения они натянули и спустили еще одну стрелу, а затем с грохотом пронеслись мимо своих мишеней с мягкими подушками, поворачиваясь в седлах, чтобы выпустить последнюю стрелу в