Справедливости нет. Нет. И именно поэтому, дорогой бог, ты умираешь. Именно поэтому. Другого не дано. Солнце пылает!

Бессмысленно!

Мы все умрем. Бессмысленно!

Кто…

От сильного удара Клещик очнулся. Над ним нависло морщинистое лицо с бивнями. Глаза серые с вертикальными зрачками, белков почти не видно. Точно козел.

– Ты, – произнес яггут, – неудачный выбор. Отвечать смехом на отчаяние…

Клещик смотрел на чудовище и не знал, что сказать в ответ.

– Наступает момент, – продолжал Готос, – когда все разумные существа понимают, что всему конец, что сделано недостаточно, что ничего уже не исправить. Тисте анди – точнее, Аномандр Рейк – осознали недостаточность своих усилий. Он понял: жить в одном мире – безумие, и чтобы выжить, надо расселиться везде, как тараканы. Рейк устроил своему народу встряску. И за это он был проклят.

– Я видел, как… как погибает мир.

– Видел, значит, видел. Где-то, когда-то. На Путях Азатов далекий мир канул в забвение. Погас огонек. Что ты почувствовал, Клещик?

– Я почувствовал… освобождение.

Яггут выпрямился.

– Как я и сказал, неудачный выбор.

– А где… где Нимандр?

Со стороны входа послышались шаги…

В зал ворвалась Десра. Она увидела Клещика, который медленно поднимался с пола. Увидела кого-то с опущенным капюшоном: зеленоватая кожа, нечеловеческое лицо – должно быть, яггут. Лысая макушка сплошь покрыта пятнами, в которых при желании угадывались острова, рифы, изломанный берег. Яггут был высок и одет в шерстяную мантию.

Но Нимандра нигде не было.

Яггут ненадолго задержал взгляд на ней, потом повернулся к ледяной стене.

Десра проследила за его глазами.

Его окружала тьма, а со всех сторон сыпались удары. Кулаки больно впечатывались в кожу, пальцы оставляли рваные борозды. Его хватали за руки, за ноги и тянули.

– Этот мой!

– Нет, мой!

Все голоса вдруг слились в общий вопль, чья-то ладонь сомкнулась у Нимандра на поясе и подняла в воздух. Какой-то великан бегом нес его вверх по крутому склону, он громыхал ногами, и вокруг сыпались камни – сначала по отдельности, потом лавиной, – а сзади раздавались крики.

От вездесущей пыли Нимандр ослеп и стал задыхаться.

Преодолев гребень, исполин резко ухнул вниз – в кальдеру. Клубами взметывались серые облачка, воздух обжигающе парил, от едкого газа слезились глаза, першило в горле.

Нимандр упал на горячий пепел.

Великан навис сверху.

Сквозь мутную пелену Нимандр разглядел непривычно детское лицо. Покатый лоб уходит назад от изогнутых надбровных дуг, с которых густыми космами свисают бледные, почти белые волосы. Щеки округлые и мягкие, губы полные, нос приплюснутый, на шее – светлая бородка, как у петуха. Кожа ярко-желтая, глаза изумрудно-зеленые.

– Я как ты. Я тоже не должен быть здесь, – произнес исполин на языке тисте анди.

Голос был тихий, детский. Исполин медленно моргнул, затем улыбнулся, обнажая заостренные, как кинжалы, клыки.

Нимандр с трудом обрел дар речи.

– Где… кто… все они…

– Духи. Застрявшие, как мухи в янтаре. Но это не янтарь. Это кровь драконов.

– Ты тоже дух?

Огромная голова медленно повернулась из стороны в сторону.

– Я – Старший, и я потерялся.

– Старший… – Нимандр задумчиво наморщил лоб. – Почему ты себя так зовешь?

Плечи поднялись и опустились, будто два холма.

– Так меня назвали духи.

– Как ты сюда попал?

– Не знаю. Потерялся…

– А до этого ты где был?

– Где-то еще. Я строю. Из камня. Но каждый дом, который я построил, исчез. Куда – не знаю. И это очень… печалит.

– У тебя есть имя?

– …Старший?

– А еще?

– Иногда я вырезаю по камню. Делаю его похожим на дерево. Или на кость. Я вспоминаю… закаты. Разные солнца, каждую ночь, разные солнца. Иногда два. Иногда три: одно яркое-яркое, два других как будто его дети. Я бы построил еще один дом, если бы мог. Думаю, если бы у меня получилось, я бы нашелся.

Нимандр сел. Его покрывал вулканический пепел, настолько мелкий, что стекал по телу, как вода.

– Так построй.

– Стоит мне начать, нападают духи. Сотнями, тысячами. Их слишком много.

Память Нимандра вдруг прояснилась.

– Я прошел через стену льда. Омтоз Феллак…

– Лед подобен крови, а кровь подобна льду. Сюда ведут много путей, отсюда – ни одного. Ты не должен быть здесь, потому что ты не мертв. Ты потерялся, как и я. Наверное, нам стоит дружить.

– Я не могу остаться…

– Мне жаль.

Нимандра охватила паника. Он встал, проваливаясь по щиколотки в горячий пепел.

– Я не могу… Готос. Отыщи меня. Готос!

– Я помню Готоса. – Старший мрачно свел брови. – Он появляется ровно перед тем, как я ставлю последний камень. Смотрит на мою постройку и объявляет ее сносной. Сносной! Как же я ненавижу это слово! Я вкладываю в нее пот и кровь, а он говорит «сносно»! Потом он заходит внутрь, закрывает за собой дверь, и как только я ставлю последний камень, дом исчезает! Нет, Готос, я думаю, мне не друг.

– Я тебя не виню, – сказал Нимандр, не желая озвучивать подозрений, что появление Готоса и исчезновение домов на самом деле связаны, что яггут собирает их. Значит, этот Старший строит Дома Азатов.

И он потерялся.

– Скажи, – обратился к нему Нимандр, – есть ли здесь другие вроде тебя? Которые тоже строят дома?

– Не знаю.

Нимандр огляделся. Пространство было заключено в изломанный конус. Из серого пепла торчали огромные куски пемзы и обсидиана.

– Старший, духи истязают тебя здесь?

– В моей яме? Нет, они не умеют карабкаться по стенам.

– Построй дом внутри.

– Но…

– Сделай кратер основанием.

– У дома должны быть углы.

– А ты построй башню.

– Дом… внутри драконьей крови? Но здесь нет закатов.

Дом внутри крови драконов. Что случится? Что изменится? Почему духи мешают ему?

– Если тебе надоело быть потерянным, построй дом, – сказал Нимандр. – Только перед тем как поставить последний камень, зайди внутрь. – Он осмотрелся вокруг и хмыкнул. – Выбора нет: дом придется строить не снаружи, а изнутри.