И, наконец, оторвался от земли, наполнился белым дымом и, поднявшись ввысь, беззвучно лопнул, образовав кольцо.

Тогда вид этого кострища послужил главным аргументом: Алефтина спалила свои окна в параллельный мир, изготовилась ехать на Путорану! После такой жертвы нельзя уже обмануть её надежды на прозрение. Последнее, что она сделала в его присутствии, — отпустила на волю гнедого. Просто лунной ночью вывела его из стойла и сняла узду. Жеребец покружился на месте и крикнул в пустое пространство. Терехову показалось, что через мгновение на его голос кто-то отозвался. Он не узнал ржания серой кобылицы, но ему хотелось, чтобы это была она. Однако из лунной темноты к нему выбежала тёмная рогатая лошадь неведомой масти, и они оба тут же исчезли, будто растворились в пронзительной сини ночи.

В печку только что подложили дров, чайник не выкипел, и если вход заделывали снаружи, значит, спутница не вылетела в трубу — вышла несколько минут назад. Следы не успело бы замести, надо только их найти! В первый раз, впопыхах, он мог что-то пропустить, не заметить. Если допустить существование портала, лазейки в параллельный мир, то к этой дыре ещё нужно добраться! Не сова же она в самом деле и не бесплотная, таскает дрова, чайник со льдом, значит ходит по земле и в любом случае оставляет следы.

Он начал искать их сначала в чуме, осматривая шкуры на полу в косом свете фонарика. И сразу нашёл капли воды у входа: снег, занесённый на ногах, растаял! Тут же Терехов обратил внимание на то, что раньше ускользало: карман вещевого рюкзака, где хранилась наскоро собранная в Норильске аптечка, расстёгнут. Из клеёнчатой сумки с лекарствами пропало четыре стерильных перевязочных пакета, бинт, салфетки и вата. Андрей запасся всем этим на тот случай, если в дороге вдруг откроется рана на шее. После грубого захвата в самолёте образовался свищ, который время от времени кровоточил.

Таблетки на месте, ампулы с антибиотиком и разовые шприцы тоже. Нет бинтов! И озарило: скорее всего, она поранилась, если выгребла весь перевязочный материал! Не портал и не прогулки в другую реальность — это и может стать причиной её ухода. Нанесла себе увечье по глупости и теперь, чтобы не выказывать свою слабость, не быть обузой, избежать его участливости, заботы, гордо сидит где-нибудь в снежной норе и лечит, бинтует раны.

Терехов оделся и выскочил на улицу. У входа были только его вчерашние следы, припорошенные снегом, но видно, что с поленницы брали дрова. Нет, она оставалась во плоти и в человеческом образе, если внесла в чум целую охапку!

Андрей обошёл жилище, до половины засыпанное снежной обваловкой, и с первой попытки следов не обнаружил, потому что искал там, где ходил сам и где бы пошли люди, кому нет нужды прятать следы. Алефтина ходила по об-валовке! Уплотнённый снег слежался, смёрзся и спокойно держал человека, но его комья поверху были сбиты и утоптаны мягкой обувью — торбосами.

Он ещё раз прошёл по кругу и обнаружил место, где спутница сошла с вала, один раз наступила на дорожку, и потом следы терялись, будто оттолкнулась и взлетела!

И здесь он узрел то, чего не видел, когда окапывал снегом чум. Замёрзшая речка всё-таки продолжала бежать, и на снегу образовался ледяной язык, которого раньше не было. Вода текла полузамороженной, как течёт густой цементный раствор, и пропитывала, сковывала нанесённый снег, превращала его в бетон, и потому лёд не блестел в свете фонаря, но держал человека. Этот язык выкатывался из нагромождения ледяных надолбов и статуй, которые тянулись между деревьев в гору и исчезали у обрыва, в «пасти кашалота». Ещё в первый раз, когда Терехов искал Алефтину, бегал здесь и просвечивал фонарём всё вокруг, в том числе и саму пасть, укрыться там было негде! За ровным рядом причудливых зубов — каменная стенка. Правда, тогда он не думал, что спутница спряталась, к тому же ещё и раненая; решил, что спустилась на озеро, и поехал искать на ледяном поле.

Андрей встал на язык и осторожно прошёл по нему до основного русла речки. Незримая вода продолжала сочиться и превращаться в молочно-белый лёд, иногда подошвы прилипали к фантастическим натёчным формам, в которые превратились камни и стволы поваленных деревьев. Там, где капало, образовались столбы и головастые статуи, напоминающие белых сов и людей. Проглядывали даже лица, в том числе суровых бородачей в шапках. На одном таком сталактите Терехов и засёк первый след спутницы ко льду было приморожено несколько волосков оленьей шерсти, явно оставленных долганским нарядом. Не олени же здесь проходили!

Он не успел подняться до обрыва, когда уловил в «пасти кашалота» некое движение — в свете фонарика будто промелькнула тень. Пытаясь разглядеть её, Терехов забыл об осторожности, поскользнулся и рухнул между ледяных надолбов. Из носа тотчас же потекла кровь. Унимая её снегом, он продолжал светить в «пасть», однако тени от сосулек — «зубов кашалота» — оставались неподвижными.

И всё равно он добрался до «пасти», просунул голову в ледяную решётку и включил фонарик. Алефтину он не увидел — услышал голос:

— Уходи отсюда!

Услышал и обрадовался, хотя сказано это было жёстко и недружелюбно. Причём голос доносился откуда-то снизу, будто из чрева кашалота. Терехов нашёл место, протиснулся между белых сосулек и чуть не рухнул вниз: под ногами оказалась каменная яма, выбитая когда-то водопадом на склоне обрыва. Её наполовину затянуло льдом, и всё равно оставалось значительное пространство, где можно было легко спрятаться. Спутница сидела на дне, словно на троне, и внешне выглядела целой и невредимой — по крайней мере, без бинтов на голове, руках и ногах.

— Ты что, оглох? — спросила она грубо и чужим голосом. — И выключи свет!

Андрей погасил фонарик и уцепился за сосульку, чтобы не сползти вниз. Он не язвил и не хотел сарказма, напротив, обрадовался, что отыскал Алефтину, по крайней мере, живой.

— Это твой портал? — спросил он и сам услышал издевательский тон.

— Да, это мой портал! — тут же словно по зубам получил. — Иди отсюда! И не смей больше приходить!

Он не стал задавать занудных вопросов.

— Сама идти можешь?

— Могу!

— Вылазь, пошли!

— Я никуда не пойду! Уходи.

Терехов уже в который раз вспомнил Репьёва и его слова о невыносимом характере Ланды.

— Тогда объясни, что ты тут делаешь?

Она тоже где-то нахваталась ядовитости, которую изрыгала, когда хотела.

— Если это портал, то жду депортации!

И этот её ответ даже обрадовал, по крайней мере, он говорил о её трезвом уме и здравой памяти.

— Сейчас я тебя сам депортирую.

Он попытался нащупать ногой опору и спуститься, но внизу оказалась пустота.

— Не смей! — прошипела она змеёй. — И не прикасайся ко мне!

— Ты обещала повиноваться!

— Ничего я не обещала! Исчезни с моих глаз!

— Думаешь, я тебя оставлю здесь тихо умирать? — Терехов всё-таки нащупал уступчик, поставил ногу. — Не дождёшься!