Попытка Роммеля заставить Гитлера укрепить свои войска ни к чему не привела, а тем временем 7–я армия и танковая группа «Запад», истекая кровью, вели тяжелые бои против войск союзников.

Ничем ему не мог помочь и Гудериан. Единственное, что он мог сделать, — с разрешения Гитлера снять с Восточного фронта пару танковых дивизий.

Фюрер, недовольный ходом военных действий на Западном фронте, решился на новую перетряску командного состава, снял со своих постов фельдмаршала Рунштедта, фельдмаршала люфтваффе Шперле и генерала Гейера. На место Рунштедта назначил покладистого фельдмаршала фон Клюге, «желательную персону» во все времена, однако новое командование войсками на Западе, как утверждал Гудериан, «вступившее в свои права 6 июля, не в состоянии было что—нибудь изменить. Фельдмаршал фон Клюге прибыл во Францию с настроением, создавшимся под влиянием оптимизма, царившего в главной ставке фюрера, прежде всего он имел столкновение с Роммелем, но вскоре вынужден был соглашаться с его весьма трезвой оценкой положения».[372]

К этому времени Роммель уже понял, что продолжение войны ведет к неминуемой катастрофе Германии. 15 июля он направил Гитлеру ультиматум, призывая его сделать правильные выводы и давая понять, что пора кончать войну как на Западе, так и на Востоке. В дальнейшем, как известно, Роммель принял участие в заговоре против Гитлера.

После поражения немцев под Курском Восточный фронт стал неустойчивым. Красная Армия взяла инициативу в свои руки и уже не выпускала ее до конца войны. К середине июля германские войска были вытеснены за линию Пинск, Волковыск, Гродно, Ковно, Двинск, Псков. Войска 1–го Украинского фронта начали громить противника под Киевом, Харьковом и Житомиром. Группа армий «Северная Украина» под командованием генерал—полковника Гарпе отходила к границам Польши.

Став начальником генерального штаба, Гудериан потребовал от Гитлера самых широких полномочий, как и в случае, когда назначался на должность генерал—инспектора бронетанковых войск. Хотя сам он говорит исключительно о «минимальных полномочиях», но таких, которые давали бы ему право «отдавать указания группам армий Восточного фронта по всем принципиальным вопросам и решать все вопросы, касающиеся генерального штаба в целом». Таких прав он не получил: Кейтель и Иодль воспротивились.

Однако положение на фронтах было катастрофическим, поэтому Гудериан решил заручиться поддержкой Гитлера хотя бы в вопросах создания стратегических резервов, строительства оборонительных сооружений, а также получить разрешение на сокращение фронта — вывести войска из Норвегии, Прибалтики и Румынии, которым угрожали удары Красной Армии.

Тревожные дни наступили и в Польше, где с начала августа 1944 года бушевало восстание под руководством генерала Бур—Комаровского. Политика Гитлера по умиротворению Варшавы только подхлестнула сопротивление польских патриотов и ускорила наступление советских войск, которые захватили на Висле, у Баранува и Магнушева, плацдармы и готовились теперь нанести удар по группе армии «Центр».

Фронт вплотную подходил к границам Германии, и Гудериан еще надеялся спасти положение. Он усиленно занимался строительством оборонительных сооружений, восстановлением старых укрепленных районов, понимая, что они могут выдержать осаду лишь в том случае, если будут обеспечены гарнизонами, оружием и разными запасами. Ему удалось сформировать до сотни крепостных пехотных батальонов и до сотни батарей. Он отдал приказ об использовании трофейного оружия и боеприпасов для вооружения пехотных батальонов. Ему принадлежит идея создания ландштурма (ополчений для защиты восточных провинций), которые потом стали называться фольксштурмом (народным ополчением).

В ноябре 1944 года Гитлер, мобилизовав последние резервы, готовился начать контрнаступление на Восточном фронте. Его, однако, постигла неудача: Румыния и Болгария прекратили союзнические отношения и стали на сторону СССР. Еще раньше, 19 сентября 1944 года, Финляндия заключила перемирие с Англией и Россией. Перелом настроений наступал и в Венгрии.

Немцы терпели поражение и на Западе. Бронетанковые силы союзников, поддержанные авиацией, успешно наступали на Орлеан и Париж. Атлантический вал разламывался. Срочная замена командующего войсками на Западе Клюге на Моделя не могла изменить ситуацию. 25 августа пал Париж.

Гитлер и его штаб оперативного руководства войсками были в смятении, не могли принять окончательного решения по дальнейшему развитию боевых действий. Правда, никто не сомневался, что надо ужесточить оборону. Но куда направить основные усилия — на запад или восток? Только куда ни кинь, всюду — клин. Пока что говорить с противником о перемирии никто не отваживался. И русские и англичане с американцами требовали одного — безоговорочной капитуляции. На Западе хотелось удержать промышленные районы до реки Рейн, на Востоке — важные в военном и продовольственном отношении районы Силезии и Польши.

Советники Гитлера больше склонялись к тому, чтобы Западный фронт предоставить самому себе, к тому же с западными союзниками легче договориться, если речь пойдет о перемирии, чем с Советским Союзом, а основную тяжесть борьбы перенести на восток и остановить продвижение русских.

Этой точки зрения придерживался и Гудериан. Восточный фронт был для него всегда главной головной болью. Тут не существовало никаких правил войны, кроме одного: «Бить так бить!» Еще древние говорили, что «война зло; ее ведут с помощью больших несправедливостей и насилия, но для честных людей и на войне существуют некоторые законы. Нельзя гнаться за победой, если выгоды, какие дает она, будут приобретены путем низости и преступления. Великий полководец должен вести войну, надеясь на свое мужество, а не на измену долгу со стороны других».

Гудериан гнал на восток дивизию за дивизией, надеясь укрепить потрепанные в боях группы армий. Он стремился до начала зимнего наступления Красной Армии создать несколько полос обороны, чтобы на них можно было опереться в предстоящих боях. Но тут, как всегда, вмешался Гитлер, считавший себя не только великим полководцем, но и инженером по строительству фортификационных сооружений. Он приказал строить главную линию сопротивления в 2–4 километрах от переднего края обороны, вместо 20, как этого требовала фронтовая практика.

Гудериану было известно, что на Висле советское командование сосредоточило огромные силы, которым противостоять было нечем. Русские обладали 15–кратным превосходством на суше и 20–кратным — в воздухе. И все же надеялся на опыт и мужество германского солдата, который до последнего патрона будет защищать свою территорию. Слишком много поставлено на карту!

Удивительно и другое. Видя неминуемый крах гитлеровской авантюры, Гудериан еще стремился переломить ход истории в пользу Германии, складывать оружие не собирался, а требование союзников о безоговорочной капитуляции считал «жестокостью», «преступлением против человечности». Для солдат же это «позор, которого они не хотели, да и не могли взять на себя, пока еще не исчезла последняя перспектива на другую возможность достижения мира».