Дорога все еще шла по невозделанным землям, и белые просторы без единого кустика утомляли взор. К вечеру мы добрались до небольшого виноградника, и он показался нам одним из тех зеленых оазисов, что встречаются в ливийской пустыне, но виноград еще не созрел.

Ш[елли] совершенно не мог идти; мы с К[лер] очень устали, пока добрались до Труа.

Здесь мы переночевали, а следующий день посвятили обсуждению дальнейших планов. У Ш[елли] оказалось растяжение связок, так что путешествие пешком стало невозможным. Поэтому мы продали мула и купили за пять наполеондоров открытый четырехколесный экипаж, а еще за восемь наняли человека и мула, чтобы за шесть дней добраться до Невшателя.

Предместья Труа оказались разрушены, а самый город – грязен и непривлекателен. Я осталась на постоялом дворе и принялась писать, пока Ш[елли] и К[лер] совершали упомянутую покупку и осматривали городской собор; на другое утро мы отбыли в экипаже в Невшатель. Покидая город, мы столкнулись с любопытным примером французского тщеславия. Наш возница указал на окружающую равнину и сообщил, что здесь произошла битва между русскими и французами. «В которой победили русские?» – «О нет, мадам, французы не знают поражений». – «Отчего же тогда русские вступили в Труа?» – «Их разбили, но они подошли окольным путем и так вот пробрались в город».

Вандевр – приятный городок, и тут мы сделали дневной привал. Мы прошлись по парку местного вельможи; парк разбит на английский манер и примыкает к лесу; это напомнило нам родину. На выезде из Вандевра пейзаж разом изменился: крутые холмы, покрытые виноградниками и купами деревьев, окружили узкую долину, по которой протекала река Об. Нам встречались зеленые луга, рощи тополей и белой ивы; виднелись шпили деревенских церквей, пощаженных казаками. Но и в самых живописных местах попадалось немало деревень, разоренных войной.

Труа в XIX веке

Вечером мы приехали в Бар-сюр-Об, красивый городок у въезда в долину, где холмы внезапно обрываются. Мы взобрались на самый высокий из них, но едва достигли вершины, как пал туман и полил дождь; пока мы добрались до постоялого двора, мы успели промокнуть до нитки. Был вечер, но из-за свинцовых туч тьма казалась густой, точно в полночь, и только на западе сквозь туман пробивалось ярко-красное зарево, придававшее романтичность нашей прогулке. Огни деревни отражались в тихой реке, а темные холмы за нею казались огромными угрюмыми горами.

Покинув Бар-сюр-Об, мы на время простились и с холмами. После городов Шомон, Лангр (который расположен на холме и окружен древними укреплениями), Шамплитт и Грэй, мы почти три дня ехали по слегка холмистой местности, что не так утомляет глаз, как плоскость, но не вызывает особого интереса. По этим равнинам, окаймленные кое-где деревьями, текут медленные реки; над ними носятся тысячи прелестных мотыльков и стрекоз. Третий день был дождливый – впервые за нашу поездку. Мы скоро совершенно промокли и с удовольствием остановились в маленькой таверне, чтобы обсушиться. Нам оказали не слишком любезный прием; все продолжали сидеть вокруг огня, не желая уступать места промокшим пришельцам. К вечеру погода прояснилась, и около шести часов мы въехали в Безансон.

В течение всего дня на горизонте виднелись холмы, и мы постепенно к ним приближались; но это не подготовило нас к зрелищу, которое открылось нам при въезде в городские ворота. Отступая от городских стен, дорога вилась по дну глубокой лощины; на противоположной стороне холмы вздымались более полого, а лежащая между ними зеленая долина орошалась живописной рекой; впереди амфитеатром вставали другие холмы, покрытые виноградниками, но скалистые. Последние из городских ворот были пробиты в отвесной скале, которая в том месте перегораживала дорогу.

Этот горный ландшафт привел нас в восхищение; иное действие он произвел на нашего возницу: он был родом из равнин Труа, и горы так его испугали, что он словно лишился рассудка. Проехав извилистой дорогой по долине, мы начали подъем на замыкавшие ее горы; выйдя из экипажа, мы пошли пешком, радуясь каждому новому пейзажу.

Углубившись в горы мили на полторы, мы нашли нашего возницу у дверей жалкой таверны; он выпряг мула из экипажа и непременно желал заночевать в деревушке Мор. Нам пришлось подчиниться, ибо он был глух к нашим возражениям и на все повторял только: «Je nе puis plus»219.

Постели наши были таковы, что о сне не могло быть и речи: нам отвели всего одну комнату, и хозяйка дала понять, что тут же будет ночевать и наш возница. Это не имело значения, раз мы все равно решили не ложиться. Вечер был погожий; после дождя воздух был насыщен множеством чудных ароматов. Мы взобрались на скалистый уступ горы, нависавший над деревней, и оставались там до заката. Ночь мы провели у кухонного очага, пытаясь вздремнуть хоть ненадолго, но это не удавалось. В три часа утра мы двинулись дальше.

Дорога вела на вершину гор, окружающих Безансон. С одной из этих вершин нам открылась вся долина, полная волнистого белого тумана, из которого, наподобие островов, вздымались поросшие сосняком горы. Солнце только что взошло, и его красные лучи ложились на эти зыбкие волны. На западе, против солнца, свет словно прибивал туман к скалам огромной пенистой массой, а затем он терялся вдали, сливаясь с пушистыми облачками.

Наш возница потребовал двухчасовой остановки в деревне Ноэ, хотя мы не смогли достать там ничего съестного и хотели продолжать путь. Я уже говорила, что горы его подавляли, и он сделался несговорчив, угрюм и туп. Покуда он нас ждал, мы прошли в ближайший лес; то был великолепный лес, устланный мхом; местами над ним нависали скалы, где из расщелин росли молодые сосны, дававшие тень; полуденный зной уже сильно чувствовался, и мы были рады скрыться от него в тени этого чудесного леса.

Вернувшись в деревню, мы с величайшим удивлением узнали, что возница уже с час как уехал и велел нам передать, что встретит нас на дороге. Нога Ш[елли] все еще не позволяла ему много ходить, но делать было нечего, и мы пошли пешком к Мезон-Нев, до которой было четыре с половиной мили.

В Мезон-Нев нам передали, что возница поехал дальше, в пограничный городок Понтарлье, и что, если мы к вечеру там не будем, он оставит экипаж на постоялом дворе, а сам возвратится с мулом в Труа. Мы поразились такой дерзости, но мальчик-слуга на постоялом дворе успокоил нас, заверив, что может поехать верхом по кратчайшей дороге, где