Кирилл сам не заметил, как увлекся. Он ведь до сих пор никому из адаптов об открытии Бориса не рассказывал: времени не было и не было уверенности, что поймут. А сейчас вдруг почувствовал необходимость выговориться. Произнести вслух то, что копилось в голове и блокноте, урывками обсуждалось и записывалось, но пока еще не было даже толком сформулировано.

Лара слушала. Кирилл не видел ее лица – девушка укрылась спальником с головой – но был уверен, что слушает. Не выставила же.

Бункерная вежливость, заставлявшая таких людей, как он сам, изображать заинтересованность там, где ее нет и в помине, адаптам присуща не была. Тратить время на «занудство» они полагали бесполезным и глупым. Если предмет разговора не увлекал, беседа попросту обрывалась, Кирилл давным-давно перестал на это обижаться.

Он постарался изъясняться самыми простыми словами. Формулировки рождались на ходу. Когда перестало хватать слов, вытащил из рюкзака заветный блокнот. Потрепанная, корявая от бесконечных намоканий и высыханий тетрадь была исписана уже полностью, вместе с обложкой. Новые записи пришлось втискивать между старыми.

Убежденность Вадима в том, что в человеческом организме произошел некий молекулярный сбой, который можно будет восстановить с помощью волшебной вакцины, Борис не разделял. Он считал, что проблема глубже и зиждется она отнюдь не на химическом уровне. Детородные клетки нежизнеспособны просто потому, что человеческое тело – в своеобразном представлении Бориса, субстанция едва ли не разумная – само отказывается продолжать свой род, считая, что в нынешних условиях потомству просто не выжить. А посему, нет смысла создавать вакцину – то есть, заниматься тем, над чем еженощно и пока безрезультатно бьются в Бункере. Нужно лишь убедить организм в том, что окружающая среда для следующих поколений опасна не будет! И тогда он поможет себе сам, без всяких препаратов. Жизнеспособность детородных клеток восстановится самостоятельно.

– Я, когда это услышал, чуть со стула не упал, – увлеченно рассказывал Ларе Кирилл. – Ну ересь ведь! А Борис говорит – а вы пробовали? Животные-то – адаптировались. Человек тоже адаптируется – посмотри на себя и посмотри на Рэда – но беда в том, что у людей этот процесс идет медленнее. Велика вероятность, что не успеет завершиться до того, как вымрет последняя людская особь. И вывод отсюда единственный – адаптацию нужно ускорить. Да, человечество наказали. Жестоко и страшно. Но ведь не всех! Кто-то уцелел – следовательно, нам дали шанс. А в Нижнем как раз и занимаются изучением механизма адаптации! Если получится довести до ума это вещество…

Лара из того, что несет бункерный, понимала немного. Да не больно и слушала. Приподняла край спальника и смотрела на него.

Как рассказывает – увлекся, вскочил, башкой о верхние нары приложился. Как тетрадку свою выхватил. Черкает, глаза горят… Красивые у него глаза. По цвету – будто темный мед.

Эх ты, чучело.

От прикосновения Лары Кирилл вздрогнул. Стало ужасно стыдно, он почти забыл о ее существовании. А придя в себя, обнаружил, что Лара вылезла из-под спальника и тычет пальцем в блокнот.

– Когда ты все сделаешь, – указывая на записи, хриплым от долгого молчания голосом проговорила она. – Тогда что – можно будет по солнцу ходить? Прямо днем? И не сгорать?

Кирилл стушевался.

– Не совсем так. Настолько далеко я не смотрел. Теоретически – сомневаюсь… То есть, в первом поколении маловероятно. А вот наши с тобой дети, скорее всего, смогут! Борис уверен, что…

Лара поняла его буквально:

– Наши с тобой дети? С чего бы вдруг? Мы ведь даже не перепихнулись ни разу?

Кирилл зарделся.

– Я – образно.

У Лары дрогнули губы.

– «Образно»! Все только сказки рассказываешь, да черкаешь какую-то хрень. – Лара вскинула голову. – А Люк с Сашкой – не образно погибли! Их нет, и больше не будет! Ты хоть понимаешь, что это – из-за тебя?! Понимаешь, или…

– Да! – яростно перебил Кирилл.

Лара замолчала. Кажется, не ожидала такого безжалостного согласия.

– Ты думала, я отпираться начну? – горько проговорил Кирилл. – Оправдываться буду, словами умными прикрываться? Не дождешься. Все я понимаю. – Он, не отрываясь, смотрел Ларе в глаза. – Ребята погибли, тебя ранили, Гарика, Олесю… Сталкер с Жекой едва не сгорели. Все – из-за меня! Из-за нас! Из-за того, что мы – в Бункере – решили, что ради будущего имеем право рисковать. Вами рисковать, понимаешь? Не какими-то абстрактными младенцами, которые неизвестно еще, появятся или нет, а – вами! Я, конечно, щенок слепой тогда был. Ни фига не понимал! Думал, прокачусь в телеге, как наследный принц со свитой. Знать не знал, каково оно тут. Жил – будто в мультике. – Кирилл замолчал, пытаясь справиться с собой.

Признание далось нелегко. Вспоминать себя тогдашнего, свою надменную снисходительность к «варварам» было отвратительно. Но он вдруг понял, что рано или поздно должен был это сказать.

Лара молчала, пристально глядя.

– А сейчас что?

– Сейчас – все по-другому. – Кирилл тяжело выдохнул. – Сейчас я с открытыми глазами хожу. И, когда домой вернусь – много чего выскажу! Всем, кто мне про вас ерунду плел… Но только, пойми. – Он придвинулся к Ларе. Взял за руку и заглянул в глаза. – Мы это уже сделали! Ребята уже погибли, их не вернешь. И у нас остается только надежда, понимаешь? Надежда на то, что они погибли не напрасно! Что теория Бориса верна. Что у тебя, у Олеси, у всех девчонок когда-нибудь свои дети появятся.

Лара попробовала выдернуть руку.

– Пусти! Нужны мы вам больно. Только и сдались – под солнце выпихивать. Сперва, небось, своих лечить будете, а до нас – когда еще очередь дойдет… Если вообще не врешь.

– Лара, – еще крепче сжимая ее ладонь и сглатывая – перехватило горло – позвал Кирилл. – Я тебя когда-нибудь обманывал?

– Ты – нет. Только ты в Бункере не один. Сам сказал, что щенком слепым вырастили… Вернешься – как звать нас всех забудешь.

– Неправда. – Кирилл положил другую руку Ларе на плечо. Заглянул в глаза. – Сама знаешь, что неправда. Никого не забуду.

Лара вдруг шмыгнула носом. Напряженная ладонь в руке у Кирилла обмякла.

– Обманешь, – забираясь к нему на колени и дергая за волосы, пробормотала она, – пристрелю! Вот где угодно найду – и пристрелю! Так и знай. – Прижалась щекой к его плечу.

Кирилл не смог ответить. Только обнял Лару – крепко-крепко.

Причалив в Казани, пароход встал под разгрузку. Бойцы в это время затаились под навесом и на палубе не показывались. Капитан, мало что понявший из объяснений Рэда, но привыкший другу доверять, пообещал, что о присутствии отряда на «Авроре» ни одна живая душа не узнает. Команде было решительно объявлено, что для того из них, кто, сойдя с парохода, «хоть слово брякнет», нынешний рейс станет последним и закончится прямо здесь. Во избежание соблазнов, немедленно после разгрузки экипаж вернулся на пароход – хотя обычно свободной вахте разрешалось дневать в городе. Удивленным встречающим объяснили, что «Аврора» нуждается в ремонте и для убедительности затеяли возню возле моторного отсека.