— Ты не готов работать на нормальных скоростях, и никакая сверхсила сама по себе этого не исправит. Только тренировки вкупе с переходом к более интенсивному использованию техники закрытой руки. Что касается алхимической печи, она позволяет решать множество узких задач, но не пользуется популярностью у бойцов в первую очередь из-за неизбежного возмущения энергетического поля.

— Как так?

— Ты втягиваешь в себя сверхсилу, перерабатываешь её и некую часть используешь, а излишки скидываешь. Они тебя не просто демаскируют, для понимающего человека это как отпечаток пальца.

Я обдумал услышанное и кивнул.

— И что теперь?

— А что теперь? — хмыкнул сержант. — Когда достигнешь пика румба, начнёшь работать с тонкой настройкой входящего потока. А пока — продолжим тренировки. В первую очередь будем наращивать скорость реакции.

Я вздохнул и спросил:

— Наверняка ведь есть более подходящие мне техники?

— Самым подходящим для тебя будет не использовать никаких техник вовсе, а заниматься контролем сверхэнергии силой воли. Но это сложный и долгий путь самосовершенствования, не всякому он под силу. Ты нашёл инструмент, облегчающий работу, применять его или нет — решай сам. От себя могу сказать, что алхимическая печь способна заменить целый комплекс практик, глупо отказываться от такого преимущества. Но выбор за тобой.

Александр Малыш похлопал меня по плечу, поднялся со скамьи и ушёл, а я какое-то время ещё размышлял над его словами, затем погрузился в медитацию. Пусть сегодня мне и досталось меньше обычного, пришпорить восстановление организма лишним точно не будет.

Остаток дня провёл в раздумьях о дальнейшем развитии. Срезать угол и пойти лёгким путём, чтобы выиграть у остальных фору, но с риском упустить какой-нибудь базовый элемент, или не торопиться и для начала заложить стандартный фундамент? А быть может, совместить одно с другим? Только получится ли в этом случае подобрать верный баланс? Точнее — хватит ли меня и на то, и на другое?

Как видно, сегодня я был даже молчаливей обычного, Варя отметила это и попыталась утешить:

— Да наплюй ты на этот бойкот, Петя! Ерунда на постном масле! Нашёл из-за чего переживать!

— Федя просто свою значимость показывает! — поддержал девушку Василь. — На следующей неделе о бойкоте и не вспомнит никто!

Я отмахнулся.

— Да не в этом дело. Размышляю, как зачёт по кинетической энергии сдать.

— А ты разве не сдал сегодня? — удивился мой сосед по комнате. — Думал, у тебя всё на мази.

— Не вполне, — поморщился я и прищёлкнул пальцами, разыграв озарение. — Да! С повышением тебя! Денёк сумасшедший выдался, даже поздравить забыл!

— А я не забыла! — многозначительно улыбнулась Варя. — Ты, Василь, большой молодец, и мы тобой гордимся!

— Спасибо! Но тут ничего особенного, уже три ефрейтора в отделении.

— Честно говоря, не ожидал такой прыти от Поповича, — признал я. — Так вроде тихоня — тихоней.

Василь покачал головой.

— Это ты зря. Нигилист — парень башковитый, вечно с лекторами на переменах спорит, в такие теоретические дебри залазят — все слова понимаю, а смысл ускользает. Его Савелий Никитич натаскивать взялся с разрешения старшины.

— Стой! — нахмурился я. — А почему нигилист?

— Так у него папенька — поп. Категорически против был, чтобы сынок бесовской наукой занимался, а Миша вещички собрал и втихаря из дома удрал, никого не спросив. Авторитетов вообще нет, всё лучше всех знает. Вот и прозвали. Если б с Прохором не сошёлся, ему бы давно бока намяли либо Казимир с Борей, либо «псы».

Я озадаченно хмыкнул, допил чай и поднялся с кровати.

— Ладно, пойду пока груши поколочу.

Варя закатила глаза.

— Откуда у тебя только силы берутся? У меня к концу дня ноги просто отваливаются!

— Да вроде нормально.

И в самом деле — эту неделю тренировки больше не казались такими уж выматывающими, втянулся в ритм, даже забитые мышцы уже просто ныли, а не болели, как в первые дни. Нет, на четвёртом подходе едва руками двигал, подтягиваясь или со штангой работая, но восстанавливаться куда быстрее стал.

— Только не торопись, — едва слышно выдохнул Василь, прикрывая за мной дверь, и выразительно подмигнул.

— Как скажешь, — усмехнулся я и отправился на спортивную площадку.

Ну а там наскоро размялся, до предела уплотнил втянутую в себя энергию и усилием воли разжёг алхимическую печь, принялся выдавать связки ударов в технике закрытой руки. Отработал в хорошем темпе никак не меньше минуты, прежде чем начал сказываться повышенный расход сверхсилы, упала плотность и сделался нестабильным процесс трансформации.

Тогда-то и стало ясно, что хоть новая техника и помогает устранить кучу непреодолимых без неё сложностей, панацеей всё же не является.

Расстроился, конечно, но не слишком сильно. Дождался, когда стихнет жжение в груди, и начал оперировать непосредственно входящим потоком. Обрабатывать его на лету получалось не лучшим образом, и время от времени удар по доске отдавался резкой болью в костяшках, но тут уж ничего не попишешь — тяжело в учении, легко в бою.

Пытаться совместить алхимическую печь и технику открытой руки я не рискнул, в несколько тычков расщепил одну из досок, прибрался на площадке и перешёл к боксёрским грушам. Ну а потом традиционно меня валял по песку Матвей.

Дальше посидели на лавочке, а после недолгой медитации сходили в летний душ и разошлись по корпусам; Матвей теперь с нами не жил, давно уже перебрался в казарму штурмового взвода.

Жаль. Может, и вступился бы, не пришлось бы дело до крайности доводить…

На Федю Маленского наткнулся у входа в корпус. Что заместитель командира отделения не просто так подпирает стену, а дожидается меня, — понял сразу, даже раньше, чем с другого бока подступил Боря. В животе противно засосало, проявилась слабость в ногах.

— Ну-ка, пойдём поговорим! — распорядился Маленский.

— Не о чем нам разговаривать. Бойкот же! — попытался отбрехаться я, но это, разумеется, ничего не изменило.

Барчук неожиданно цепко ухватил меня за плечо, заставил подняться на крыльцо и затянул в уборную. Боря зашёл следом, захлопнул дверь и с гаденькой улыбочкой подпёр её плечом.

— В отделении ты, Линь, слабое звено! — заявил Федя, вытолкав меня на середину комнатушки, освещённой одинокой лампочкой под потолком. — Больше так продолжаться не может! Мой долг как заместителя командира отделения принять незамедлительные меры для твоего перевоспитания.

Чужая воля вмиг отрезала от сверхэнергии, и будто разом хуже слышать и видеть стал, а попытался сбросить блокировку — так чуть носом кровь не пошла от перенапряжения. Если в противостоянии с Василем я ещё улавливал слабину и время от времени перебарывал его, то сейчас словно в кирпичную стену уткнулся. Не превозмочь.