Я послушалась. И быстро произнесла, одновременно разрывая резинку на агатовой «глушилке»:

— Гаап мен им эгур Магэф!

Синие граненые бусины бойко застучали по полу, Мор дернулся, как от пощечины, но больше ничего не произошло. Диз предупреждал, что на сильного демона «глушилка» не подействует… Но он же называл Мора слабаком! Солгал? Или сила была относительна? Впрочем, сейчас был неподходящий момент для обдумывания гипотез. Не теряя времени, я замахнулась для удара, но руку быстро перехватили. И заломили мне за спину. Я обернулась: позади меня стоял второй демон. Как его звали, Данте? Я не услышала, как он тоже вошел в комнату — и притворил за собой дверь, чтобы нас никто не увидел. Все. Теперь мне точно крышка.

Меня опять резко потянули за подбородок, заставляя повернуть голову и посмотреть Мору в глаза. Я почувствовала, как реальность потихоньку ускользает, а ее место занимает Мор, и только он.

— Что с тобой делать, Наташа? Ты уже второй раз попадаешься у меня на пути.

Отпустить? К сожалению, вопрос адресовался не мне. И перспективы мои были не радужные. Если повезет, мне опять сотрут воспоминания. Если нет…

— Можно использовать ее вместо Ребекки, — внезапно подал из-за моей спины голос второй демон. — У той совсем не осталось магии.

Меня окатило волной страха. Беспричинной. Не в том плане, что я не боялась, но этот был… Не моим. Животным. Инстинктивным. Хотелось прижать уши к голове и уползти, только бы сила, чье присутствие так тщательно скрывалось, не задела ненароком. Так я реагировала на Диза, когда он был в ярости. Что же сейчас не понравилось Мору? Я отвлеклась и не успела додумать эту мысль…

— Можно, — согласился Мор. В голосе ничто не выдавало его эмоций, он оставался таким же мягким и вкрадчивым. — Наташа. Которая не могла назвать свое истинное имя…

Черные глаза затягивали. Как подводное течение, как зыбучие пески. Я поняла, что мне сложно сосредоточиться, не из-за паники, а…

— Наталья Николаевна Соколова, — медленно, почти по слогам произнес он. — У тебя странное имя.

Обычное. Даже распространенное. Только не для тех мест, откуда он родом.

Отвернуться я не могла. Я моргнула, но темнота не отпускала.

А откуда он, кстати, узнал мое полное имя? Диз? Он предупреждал…

«О чем?» — спросила я себя, не дождавшись окончания фразы.

Но, боюсь, этот вопрос стал моей последней осознанной мыслью. Откуда? Разве это было важно? Странное оцепенение пришло вместо страха; мне уже было все равно.

— Ты хотела помочь дракону? Не думаю, что ты сможешь, — он уже мертв. Но ты можешь помочь мне. Хочешь? — предложил Мор.

Я посмотрела в черные глаза и благодарно улыбнулась.

— Конечно.

«Не переборщи с воздействием, к полуночи она должна быть в сознании». Это были последние слова, которые я запомнила. Были и другие, был тихий, бархатный голос, объяснявший мне что-то, но смысл ускользал.

Мне всегда казалось, что это такой дурацкий совет: будь собой. Что это вообще значило? Как следовать ему, когда ты сам не до конца понимаешь, кто ты? Какой ты? Как можно быть собой, если за восемнадцать лет жизни ты и сам не до конца понял незнакомца в зеркале?

А если ты с ним знаком — как можно быть собой, зная все свои недостатки, всю ту неприглядную правду, которую люди скрывают не только от других, но и от самих себя? Где взять смелость, чтобы принять ее, принять себя, полностью и без оговорок?

Мне всегда казалось, что быть собой — это трудно.

Я ошибалась.

Оказалось, легко. Не прикладывая усилий или, наоборот, идя на всё, чтобы скрыть себя, изменить, хотя бы в чужих глазах… Мы — это всегда мы. Даже когда искажаем правду о себе. Даже если не знаем ее до конца.

Чтобы осознать это, мне всего лишь понадобилось перестать быть собой.

Не было больше глупой и безрассудной (нет, не безрассудной. Безрассудство слишком похоже на храбрость, а отваги в ней не было ни на гран. Только копившееся годами отчаяние и упрямое нежелание повторять свою ошибку, которая и ошибкой-то не была) девочки Наташи с ее нелепыми страхами и еще более нелепыми мечтами. На ее месте осталась только пустота.

А каждая пустота желает оказаться заполненной.

Канцелярский нож разрезал кожу так же легко, как вспарывал землю…

В холодной равнодушной темноте мир сузился до одной точки. Он. Пугающий. Притягательный… Живой. Он был полон огня и магии, и пустота знала, что только он сумеет утолить ее голод. Но он не спешил. Бросал ей крохи, как кидают подачку послушной собаке, выполнившей очередной трюк. А пустоте и этого было достаточно. Почти достаточно; каждого нового приказа она ожидала еще сильнее предыдущего, но знала, что навсегда ее сможет наполнить только один. Последний. И терпеливо ждала.

Слизнуть лезвием проступившие капельки крови и обмакнуть нож в золото. Две жизни, две силы, две части заклинания. Третья добавится к ним позже…

Он не объяснял, зачем ему это, только дал инструкции и велел их запомнить. А пустота не задает вопросов. Ей без разницы, лишь бы он был доволен.

Узор на земле становился все сложнее, с каждым порезом сила уходила из тела и скапливалась в магическом круге…

То, что было Наташей, наверное, рассмеялось бы, узнав печать. То, что заняло ее место, почувствовало только удовлетворение: оно справилось. Выполнило приказ.

Приходила в себя я тяжело. Вначале, как ни смешно, было слово. Имя. Наташа. Я — Наташа. Наталья Николаевна Соколова, дочь Марины Толмачевой и Николая Соколова. Не пустота. Не что-либо еще. Наташа. После этого осознания мозг стал потихоньку включаться.

Первым вернулось обоняние: влажная хвоя, свежеразрытая земля… кровь. Сразу вспомнился рассказ Софии, и я мимолетно понадеялась, что меня не прикончили и не закопали. По крайней мере, безумная жажда вроде не чувствовалась, убить тоже никого не хотелось… Нет, кого-то хотелось, но я не знала кого.

Вторым — зрение. Которое не очень помогло, потому что в отличие от магов в темноте я видеть не умела. Прямо перед носом, правда, можно было различить ковер из сосновых иголок; я резко дернулась, пытаясь сесть, и взвыла от боли. А вот и ощущение собственного тела появилось. Без которого я могла бы обойтись.

Было больно. Нещадно раскалывалась голова, конечности затекли, а в и без того пульсировавшие болью запястья впивалась грубая веревка. Мокрая грубая веревка, что неприятнее.

От дискомфорта частично вернулись воспоминания, и я громко выругалась. Так, слух тоже на месте, уже хорошо. А вообще — поздравляю, Наташа! С поступлением в чуть ли не единственный вуз в мире, где в процессе учебы можно принять самое что ни есть активное участие в жертвоприношении! Если выживешь и решишь получать второе высшее образование, пожалуйста, отнесись к выбору университета с большей ответственностью.