— По правде говоря, я никогда не встречался с подобными существами. В одной из книг в дворцовой библиотеке я читал про животных, так же наделённых магической силой, как некоторые люди. Там упоминались сагасские коты. Это очень своенравные животные, их практически никому не удалось изучить. Но… видимо, подобное тянется к подобному. Фрай почувствовал в тебе магию, и она привлекла его. Сила зрячих древняя, о вашем происхождении мало известно.

Я не смогла сдержаться и припомнила Милошу тот случай, когда он захотел оставить кота в Берльорле, не подозревая о его ценности. Но если я ожидала, что Дульбрад признает свою неправоту, то я ошибалась. Он вспылил и бросил в сердцах:

— Твоё животное умудрилось заиграть амулет для отвода глаз! Да его за это не просто оставить в городе стоило, но и на шубу пустить, пусть он хоть трижды будет сагасским!

Фрай зашипел из-под кровати, не оставляя сомнений, что он мог чего-то не понять. Угроза Милоша заставила его выгнуться колесом и выпустить когти. Я же спросила у вора:

— Но если он такой умный, то почему выбрал именно амулет?

— Как раз поэтому, — устало произнёс Ловкач. — Помнишь, что я говорил? Подобное к подобному. При недостатке сил кот может запросто высосать энергию из какого-нибудь артефакта, поэтому держи их от этой твари подальше. За себя не беспокойся. Урвать кусок твоей силы он просто не сможет. А вот мой амулет, скорее всего, сейчас валяется куском бесполезного камня где-нибудь под половицами дома в Берльорде…

Я заскрежетала зубами, когда он пренебрежительно назвал моего питомца «тварью», и хмыкнула, глядя на расстроенное лицо Милоша. Иногда он беспокоился о вещах больше, чем о живых людях, ну или разных котах.

«Разные коты» упёрлись всеми четырьмя лапами, когда я попыталась вызволить их из-под кровати. После оскорбительного обращения с собственной важной персоной Фрай обиженно спрятался в тени, сверля вора гневным взглядом, а на меня посматривая с немой укоризной. Правда, Ловкача нисколько не волновало поведение животного. Он уже давно обдумывал предстоящие гуляния в столице по случаю дня осеннего равноденствия. Мне не верилось, что скоро всё решится: либо мы найдём шкатулку и поможем Лирану, либо… Я не хотела думать о том, чем может обернуться для нас поражение.

Когда следующим утром мы покидали Ландвааг, то наткнулись на того же парнишку, который продавал вестник и громко выкрикивал новости на улице в тот день, когда я узнала, что Милош в тюрьме. В этот раз ему снова удалось меня поразить. Я едва не упала, споткнувшись, когда услышала:

— Казнён вор века! Как стражи поймали неуловимого Ловкача? Не пропустите! Свежий номер вестника Льен!

Дульбрад невозмутимо приобнял меня и шепнул:

— Приходи в себя, ты привлекаешь слишком много внимания.

— Но как? — изумилась я. — Как тебе удалось инсценировать собственную гибель?

— Немного смекалки… — подмигнул он, — …и магии.

Я вспомнила, как он наложил морок на лихача, сделавшего мне непристойное предложение, и побледнела.

— Тот мужчина… Он умер вместо тебя?

Милош поморщился, и я поняла, что угадала. Он ни перед чем не остановится ради своих целей. Не удивительно, что Дульбрад дружил с Красным Соколом. Пусть сейчас он на моей стороне, но я бы не пожелала кому-нибудь стать его врагом.

Я боялась представить, что сделали с обычным вором за преступления такого, как Ловкач. В голове невольно всплыла картинка из прошлого, когда я застала четвертование убийцы на площади.

Но всё-таки я обрадовалось, что весь этот ужас не произошёл с Милошем. Я вздохнула, ведь это был не последний раз, когда мне приходится сталкиваться с нечестной игрой. Впереди нас ждали интриги царского двора, участниками которых совесть испокон веков приносится в жертву собственной выгоде.

Ткань стылого розового цвета выгодно оттеняла кожу, а лиф, украшенный россыпью полупрозрачных камней, приковывал внимание. Тугой корсет был утянут столь туго, что каждый вдох давался с трудом. Я провела пальцем по ожерелью, наслаждаясь холодностью бриллиантов. Они, обычно имевшие чёрный цвет, стали чистыми, как кристаллы льда. Украшение с лёгкостью подстраивалось под того, кто его носил.

— Леди Ливийская когда-то играла в столичном театре, — сказал Милош, наблюдавший за моим преображением. Он явно любовался мной, но я оставалась холодна к его ухаживаниям. Теперь мы поменялись ролями, и мне нравилось наблюдать, как он мучается.

Я дёрнула за локон, выбившийся из причёски, поразившись реальности морока, который создал артефакт.

— Да? — удивилась я.

— Она до сих пор бредит сценой. Но, как ты понимаешь, для аристократии занятия актёрским мастерством — это моветон. Леди Ливийская смогла исполнить давнюю мечту, лишь когда любовник подарил ей это ожерелье. Благодаря сильной иллюзии, её никто не мог узнать. Ты уже убедилась, какую могущественную вещь я украл.

Ловкач встал позади меня и приобнял за плечи, но я смахнула его руки. Признание никак не обелило мужчину, и я всё ещё не могла простить лжи. Он никак не отреагировал на моё подчёркнутое пренебрежение.

Лицо Милоша тоже скрывали чары, но мне ни составляло труда разглядеть его истинный облик. Только в этот раз он не стал рисковать, нанося их сам, а щедро заплатил одному иллюзионисту.

В комнату вошёл Барни.

— Готовы? — спросил он.

Я поморщилась. С недавних пор воин вызывал только стойкую неприязнь. Когда мне уже удалось вызволить Дульбрада из тюрьмы, пришло письмо из Мауроны. Запоздалый ответ мужчины всколыхнул во мне ярость. Барни писал, чтобы я немедленно приезжала в столицу. Он не собирался помогать вору. В этой игре каждый сам за себя.

Я невольно вспомнила, как воин оставил меня в покоях цесаревича, даже не предупредив, что могла принести мне эта встреча. Доверия к Барни практически не осталось. Он жаждал выслужиться перед Лираном, а все разговоры про долг и честь оказались лишь пустым сотрясением воздуха. Не даром Милош хотел оставить раненого в лесу. У вора имелись причины недолюбливать «союзника».

В первый день празднования осеннего равноденствия должен был состояться приём. Аристократия съезжалась со всего царства. Все жаждали преклониться перед новым государем, а те, которые этого, может быть, не так хотели, тщательно скрывали свои чувства. Единственный, кто открыто посмел высказать пренебрежение к новому царю, был князь Нерстед. Владетель крайних земель Льен ещё при прежнем правителе держался обособленно, ни во что не ставя законы страны. Его имя стало синонимом нелюдимости и скрытности. Никто не знал, что творилось на самых северных землях материка.

Но тем не менее Вемур Нерстед не побоялся проигнорировать приказ Олава приехать. Это невольно наводило на интересные мысли. В столице шептались, что князь может дать захватчикам достойный отпор. По-своему это — правда. Веряне действительно побоялись сунуться на крайний север, но не потому, что боялись армии Нерстеда, а потому, что не привыкли сражаться там, где холод наносит урон пострашнее вражеских клинков. Далёкие земли не знают лета, но зима оберегает тех, чья кровь закалена стужей.