— Годится, — одобрил Даймент и велел женщине посадить птицу в ближайший пустой курятник. Оказавшись взаперти, петух пронзительно заорал и так энергично захлопал крыльями, что во все стороны полетели пух и перья. Женщина закрыла клетку, вставив веточку в образованные лианами петли.

— Наша подруга доставила птицу, чтобы я принёс её в жертву, — пояснил Даймент, когда женщина удалилась. — Она придёт позже. Ты явился ко мне первым.

— Ты собираешься принести его в жертву? — спросил я.

Пока Даймент не заговорил о жертвоприношении, я думал, что курица находится здесь, чтобы нести яйца, а петух выступает в роли… не знаю… ну, скажем… домашнего любимца.

— И тебе это не нравится, — сказал Даймент.

Он был, конечно, прав, но я сделал вид, что дальнейшая судьба петуха меня не волнует.

— Ты считаешь это примитивным. Разве не так?

— Вроде того, — вынужденно согласился я.

— Жертвоприношение — суть любого культа и любого вероисповедания. Так было во все времена. Бог или боги создали мир и одарили тебя жизнью. Чтя Бога, ты выполняешь особый ритуал и возвращаешь ему одно из его творений. Ты даришь ему чью-то жизнь, дабы умиротворить его.

Иногда нам всем приходится переживать трудные времена. Случаются засухи, или начинает болеть скот. Но и в этом случае в жертву должно приноситься только здоровое, без каких-либо изъянов животное. В трудные времена пожертвовать здоровым животным очень сложно. Но ведь все мы нуждаемся в помощи лоа именно в трудные времена. Не так ли?

— Я понимаю, что ты хочешь этим сказать, но…

Даймент остановил меня резким движением руки и положил ладонь мне на плечо:

— Ты христианин?

— Ну, в некотором роде да.

— Неужели ты не понимаешь, что вся христианская вера строится на жертвоприношении? Бог вначале требует от Авраама принести в жертву сына Исаака, но затем смягчается и соглашается на ягнёнка. Он готов принять вместо Исаака агнца. Но тем не менее забирает жизнь. Нет, Бог не требует от Авраама жизни сына, но он требует это от себя. Он приносит в жертву своего единственного сына, позволив ему умереть на кресте, под палящим солнцем. Он проливает кровь собственного сына, отнимает у него жизнь. И Иисус заранее знает о своей участи. Разве не говорит он во время Тайной вечери: «Сие есть тело моё, а сие есть кровь моя»? В этом суть причащения. Разве это не жертвоприношение? Вы едите тело Иисуса и пьёте его кровь.

— Ты прав, — согласился я. — Ты абсолютно прав. Но…

— Ты по-прежнему считаешь, что убийство цыплёнка говорит о нашей отсталости, не так ли? Если так, то ответь: как можно уважать жизнь, не уважая смерти? Ты видишь во мне лишь кровожадного монстра, обожающего проливать кровь. Разве не так?

— Нет. Но…

— Ты живёшь только головой, Алекс, — печально произнёс Даймент. — А должен учиться жить и своим телом. Ты должен жить и этим местом, — постучал он себя кулаком в грудь. — Ты должен уметь жить сердцем.

— Я живу телом.

— Нет. Прошло всего лишь три часа, как тебя вынули из могилы, а ты уже целиком вернулся сюда! — Он прикоснулся пальцами ко лбу и издал вздох, больше похожий на стон.

— Прости, — сказал я. — Мне почему-то кажется, что Байрон до сих пор занимается жертвоприношением. Он спрятал в моём доме пропитанную кровью футболку. Поэтому полицейские решили, что сыновей убил я. Так они думали до тех пор, пока не пришли результаты анализов.

— Да. Байрон любит убивать.

Я не знал, что ответить.

Даймент простёр руку, как бы… благословляя меня, и продолжил:

— Нет… Ты не прав… Байрон… больше похож на филина или пантеру. Он не приносит жертву. Он проливает кровь для себя. Удовлетворяя собственную жажду. Я пытался научить его, как смертью приносить пользу… Но… — Даймент снова грустно покачал головой.

— О чём ты?

— О щенке. Байрон появился у меня примерно в то время. Я сказал ему, что собака умерла без всякой пользы. «Ты использовал свою власть, мальчик, ничего не получив взамен». Он спросил: «Что такое власть?» «Власть — это способность причинять кому-то боль. Власть — это возможность заставить кого-то умереть. Но не просто умереть, а умереть с пользой».

— И что на это сказал Байрон?

— Он попросил научить его всему, что известно мне.

— Чему именно?

— Магии.

— Чему-то вроде карточных фокусов?

— Нет, нет! — возмущённо затряс головой старик. — Эти трюки он уже хорошо знал. Байрон всегда умел отвлечь внимание или, как говорят у нас, «заставить всех смотреть в другую сторону». Нет, он хотел узнать все о таинствах. О жертвоприношениях и о том, что мы называем «подлинной магией».

— И ты мог научить его всему этому?

— Да. Но говорить с тобой об этом я не могу. Ты всё едино не поймёшь. Ты не понимаешь даже собственной веры. Не видишь, что она зиждется на жертвоприношении. Но я могу сказать тебе следующее: то, что выглядит магией, таковой на самом деле не является. — Он постучал себя пальцем по виску и закончил: — Ты видишь происходящее, но причины его остаются для тебя неведомыми.

— Но с Байроном ты мог говорить об этом?

— Да, — утвердительно кивнул он. — Я мог его учить. И я его учил.

— Чему? Чему ты его учил?

— Я учил его приметам, танцам, искусству приносить жертвы. Я рассказывал ему о лоа. Одним словом, обо всём, что позволяет привнести в наш мир силу иного мира. Я учил его, как заставить душу перемещаться, когда кто-то умирает. Я говорил ему, что у каждой души или духа есть своё место, и объяснял, что следует делать, чтобы дух, явившись в этот мир, не причинил вреда самому колдуну. Я учил его готовить джу-джу, мохо и веве. Я учил его делать всё то, что умею сам. Он узнал даже, как сделать духа своим союзником и принудить его причинить зло кому-то другому. Я посвящал его в тайны трав и листьев. И он использовал эти знания для убийства.

— Своего отца, например.

— Да, — мрачно кивнул Даймент. — Я открывал ему наши пути. Но, в конечном итоге, он так ничему и не научился.

— Как прикажешь это понимать?

— Байрон обращал все знания на пользу самого Байрона. Но это вовсе не наш путь. Именно с этого я начал учёбу, говоря о маленькой собачке. Байрон только делал вид, что учится. Но он шёл своим путём. Байрон оставался Байроном. — На глазах Даймента появились слёзы, и он потряс головой, чтобы сдержать их. — Он пришёл ко мне, когда его выпустили. Ты знаешь откуда.

— Из Серного порта.

— Да. Он явился ко мне через столько лет. Провёл у меня несколько дней. Я надеялся… что он изменился. Что после всех этих лет он стал человеком. Но… — покачал головой старик, — Байрон остался Байроном. Это был всё тот же Байрон. Но теперь он стал сильнее. Я был рад, когда он ушёл. — Даймент вдруг поднялся на ноги и коротко бросил: — Иди за мной!