Добравшись до показавшегося ей комфортабельным места, остановилась, сконцентрировалась, заменила магазин. Поглядела назад, на тягач, пламя над которым уже опало. На тела. Это заняло секунду, потом она перевела взгляд вперед и окончательно осознала себя сумасшедшей. Впереди горело уже все, до самого горизонта по оси дороги, и довольно широко в обе стороны от нее.

— Боец! Глухой, мать твою?

Она сфокусировалась на кричащем и с огромным облегчением увидела, что это офицер. Звездочки было не посчитать, но выражение на лице было однозначным.

— Пришел в себя? Цел?

Вика кивнула, потом догадалась ответить, как положено.

— Слушай приказ! Бегом вперед по ходу колонны, до самой головы, потом снова ко мне, доложишь. Мне нужно знать, целы ли зенитчики! И радист!

— Вы ранены!

Вика наконец догадалась, почему он не побежит сам.

— В жопу! Бегом!

— Вас уколоть надо!

— Бегом, я сказал! Покаламбурь мне еще!

Он изобразил ногой, будто собирается дать пинок, и скорость Вики сразу возросла, как это и должно быть. Что имел в виду офицер, она сразу и не поняла, а потом было уже не до того. Вертолеты снова прошли где-то справа, на той же средней высоте, но в этот раз она их услышала. Остановилась на бегу, оборвав бредовый, как во сне, зигзаг между полыхающими машинами. Дослала патрон, потому что после замены магазина уже не стреляла. Проверила предохранитель, как учили. Совершенно хладнокровно взяла упреждение. Не торопясь, выжала спуск, выдав сначала одну короткую очередь, потом другую. Сзади и слева вдруг знакомо взревело, и Вика машинально присела на одно колено, защищая перепонки от невыносимого грохота. Вертолетных теней было три, в довольно плотном строю. Опускаясь, она на секунду потеряла их из виду, но тут же нашла снова: они разворачивались. Понимая, что вот сейчас ее убьют и больше чем полмагазина пропадут зря, Вика снова вскинула автомат и взахлеб выпустила оставшиеся 20 патронов. То ли мимо, то ли не мимо, она не поняла. Пулемет НСВТ перекрыл ее потуги, как асфальтовый каток. Одно попадание она увидела точно — идущий наискосок к ним вертолет незнакомых хищных очертаний качнуло. Можно было ожидать, что вот сейчас он рухнет, в грохоте и пламени, и уже меняющая очередной магазин Вика даже изготовилась бежать к нему — наслаждаться, добивать летчиков. Но хрен — такого счастья не бывает. Чужак выровнялся, элегантно пропустил следующую очередь мимо и ушел куда-то в темноту. Не стреляя. Два других тоже почему-то не стали стрелять, ни по ней, ни по одинокому целому МТ-ЛБ в окружении горящих.

— Парень! Эй!

Пулеметчик задрал ствол своей бандуры еще выше, повел им влево и вправо и только потом взглянул на нее со своей высоты.

— Спасиба, пацанчик! Паказал! Мне не видна ни хрена, мать его!

На пять слов — десять букв «А», удивительно. Москвич? В стране считается, что москвичи воевать не будут: им деньги надо пересчитывать. Выходит, зря считают. А мат был привычным и уже даже почти успокаивал. Почти — потому что было больно глазам от пламени пожаров вокруг. Часть машин горела белым, часть желтым, часть оранжевым. В некоторых однозначно горели люди.

— Уходи! Уходи назад! Там командир!

— Куда назад, пацанчик? Ты не видишь? Меня зажали! Ребята ушли тягач искать, растащить этих… Я страляю, пока тарпеть могу. Главное, чтобы не рвануло… Хотя не танк, да? Не рванет!

Он снова провел стволом пулемета по дуге перед собой. Да, этот не уйдет. Хоть и москвич. Или кавказец. Почему его не расстреляли тоже и ее вместе с ним? Уже на бегу Вика сообразила, что это не просто так. Не совпадение. Сказать офицеру? Понятно, что он обзовет ее дурой тормознутой. Такому на первом курсе их училища учат, вероятно. Когда тридцать пожарищ на квадратном километре, один-два «просто теплых» объекта становятся невидимыми для тепловизоров. Или теплотелевизоров.

Скуля от страха, она пробежала километр вперед, а потом еще немного. Несколько тягачей успели уйти из головы колонны, расползлись веером. Их сожгли одного за другим еще до того, как она появилась. Навстречу бежали и брели одиночки, некоторые окликали ее, но Вика не собиралась избегать того приказа, который дал ей оставшийся позади офицер. И все пропало зря, потому что никаких зенитчиков не было. По крайней мере среди немногочисленных целых и подбитых, но несгоревших машин, которые она засекла. Неужели это все? Поняв, что впереди больше никого не будет, Вика побежала назад той же самой тяжелой трусцой, звякая и чертыхаясь сквозь собственное тяжелое дыхание. К ее облегчению, выяснилось, что несколько МТ-ЛБ она действительно пропустила, не заметив. Один ее просто восхитил: он двигался на треугольнике свободного пространства, непрерывно разворачиваясь, и поливал небо огнем сразу двух стволов. Автоматчик на броне указывал в небо трассерами, и пулеметчик долбил в ту же сторону скупо, но веско. На Викиных глазах, метрах в пяти от вставшего на секунду как вкопанный тягача легла ракета. Того обсыпало осколками, но это скорее была земляная и гравийная труха, чем железо, и МТ-ЛБ дал полный задний, уже через мгновение вновь выпустив в небо две струи трасс.

Все это она разглядывала на бегу, считая. Группа бойцов на земле, трое лежат неподвижно, а один ползает слепо и бесцельно, как поломанная заводная игрушка. Двое бегущих — тяжело нагруженные, не бросившие оружие. Их вдруг накрывает пришедшей из темноты очередью, и один катится по земле, а второй шарахается и зигзагом ускользает вбок, пока на том же пятачке вразброс рвутся снаряды автоматической пушки.

— Видела?

Она даже не поняла, кто ее спросил, потому что понимала все меньше. Внутри Вики поднимался страх, превозмогающий уже все: и доставшийся в наследство характер, и полученные уроки. Он был почти жидким и заполнил ее уже до половины точно. «Вот дойдет до горла — и хана, захлебнусь», — как-то очень отчетливо подумала она. Вспыхнул еще один тягач, и в этот раз она впервые услышала, что в нем действительно люди. Одна короткая мысль была про «бросить автомат». Вторая — что рядом с пожарами, наверное, сейчас безопаснее, чем вдали от них. Неужели вертолетчики так и стреляют из темного неба: на выбор, ракетами по бронированным машинам и многоствольными пушками по людям? Стреляют так точно и не платя за это почти ничем, пользуясь своей техникой? Неужели так бывает?

Потом она увидела, как кто-то из бойцов помогает раненым покинуть разгорающуюся машину. Потом — как широким веером огня накрывает целую группу бегущих. Команды были ей уже непонятны. «Занять позиции, приготовиться…» — это к чему, к кому? Ни зенитчиков, ни командирской машины с большой антенной она так и не увидела. А потом ее накрыло окончательно.

Нельзя уйти от своей судьбы — другими словами, нельзя уйти от неизбежных последствий своих собственных действий.

Фридрих Энгельс

До людей они топали почти целый день. Топали сначала по заледеневшей грейдерной дороге, потом по полю в обход ярко горящей деревни без названия, потом снова по гравийке. Через несколько часов гравийка превратилась в бетонку, при этом стыки между плитами были сантиметров в десять шириной и глубиной. Ездить по такой дороге на машине было, наверное, одно удовольствие… Особенно летом, когда ямы не заглаживал слежавшийся снег.