Более того, Сталин вдруг вновь стал чудить. В то время как Воронежский и Юго-Западный фронты остро нуждались в дополнительных силах для наращивания ударов, в лесах и болотах Северо-Западного фронта у Демянского выступа сосредотачивалась 1-я танковая армия М.Е. Катукова вкупе с 68-й армией. Им ставилась задача ликвидировать выступ, не имеющий серьезного оперативного значения. «Формирование и сосредоточение армии осуществлялось в исключительно тяжелых условиях, – вспоминал участник событий будущий маршал бронетанковых войск А.Х. Бабаджанян, – в том числе и метеорологических, лесисто-болотистой местности, бедной даже грунтовыми дорогами… Красноармейцы были измучены до предела, но героическими усилиями всего личного состава 1-я танковая армия… постепенно сосредотачивалась в районах назначения…» (10, с. 82). Но то был напрасный труд. Противник начал отвод своих войск из Демянского выступа. 1-я танковая армия, насчитывавшая 600 танков, не смогла принять участие в преследовании, так как «наступившая весенняя оттепель полностью парализовала передвижение нашей артиллерии и танков» (10, с. 82).

Как мыслилось использовать в боях танковую армию на такой местности – остается загадкой. Танкисты же могли порадоваться распутице, спасшей их от напрасной гибели в болотах. Но в итоге, в разгар решающих событий на юге, из борьбы было полностью выключено крупное оперативное соединение, которое могло сыграть огромную роль в отражении наступления немцев в Донбассе, ведь по числу танков армия Катукова превосходила все танковые дивизии, имеющиеся у Манштейна. Как тут не вспомнить аналогичный случай, когда в июне 1941 г. отборный 1-й механизированный корпус был услан из-под Пскова в Карелию… Любил почему-то товарищ Сталин в самый нужный момент усылать лучшие соединения к черту на кулички.

Иным путем пошло германское командование. Прорывы Красной Армии на широких участках южного крыла обороны германских войск и их союзников остро поставили вопрос о скорейшей стабилизации положения. Для этого нужны были дополнительные войска. Кое-что прибыло с Запада, но куда больше помог отвод в январе 1-й танковой и 17-й армий с Северного Кавказа. Это позволило существенно сократить протяженность фронта и затянуть борьбу на Дону до февраля, предотвратив прорыв советских войск к Ростову, избежав, таким образом, нового обширного «котла».

Решив эту задачу, германскому командованию предстояло стабилизировать положение на центральном участке советско-германского фронта от Орла до Донбасса. Такую трудную проблему, как закрытие бреши в несколько сот километров, удалось решить на удивление быстро. Правда, пришлось пожертвовать Демянским и Ржевско-Вяземским выступами, которые немцы успешно обороняли целый год. Отводом войск из этих районов удалось высвободить 12 дивизий с большим военным опытом. Они были переброшены в полосу наступления Воронежского фронта. Оставалось закрыть участок в Донбассе, однако других значительных резервов у германского командования уже не было. Кризис удалось разрешить единственно правильным путем, приняв предложение Манштейна оставить Ростовский выступ и отвести группу армий «Дон» за реку Миус, а высвободившиеся танковые дивизии использовать для нанесения сильного контрудара во фланг увлекшегося наступлением Юго-Западного фронта.

Этот момент и был упущен советским командованием. Командующий Воронежским фронтом Ф.И. Голиков «ежедневно докладывал в Ставку, что противник крупными силами отходит на запад. Аналогичные вести поступали и с Юго-Западного фронта… Н.Ф. Ватутин также оценивал характер действий противника как бегство за Днепр» (11, кн. 1, с. 159–160). Желаемое выдавалось за действительность, и накануне контрнаступления немцев Ватутин бросил в бой свои последние резервы – два танковых корпуса с задачей захватить Днепропетровск и Запорожье. По свидетельству Штеменко, «самоуговаривание» Ватутина в неизбежности отхода противника за Днепр зашло так далеко, что даже 21 февраля, уже после начала контрнаступления, в приказе командующему подвижной группой М.М. Попову указывалось: «Создавшаяся обстановка, когда противник всемерно спешит отвести свои войска из Донбасса за Днепр, требует решительных действий» (11, кн. 1, с. 166).

Могли ли эти фронты достойно встретить контрудар противника? Могли, при условии, что Ставка последовательно вела бы политику концентрации основных сил и средств на южном крыле советско-германского фронта. Крупными силами располагал Южный фронт, так и не сумевший выполнить поставленную перед ним задачу – в лобовой борьбе разгромить группу армий «Дон». Советская 1-я танковая армия «заплуталась» у Спас-Демянска. Если противник с Ржевско-Вяземского плацдарма перебросил на юг значительное количество дивизий (не менее 15), то силы Красной Армии остались там практически нетронутыми. Германское командование более смело шло на переброску своих соединений с других участков советско-германского фронта на решающие для судеб кампании места. Ставка предпочитала воевать наличными силами и если и вводила свежие войска, то из стратегических резервов. Но, в отличие от немецких резервов, новые соединения, укомплектованные в значительной мере из новобранцев, сильно уступавших им в боевой выучке и опыте. Совершенно неуместной в тех условиях была директива Ставки от 29 января 1943 г., в которой предписывалось: «С февраля месяца текущего года приступить к выводу в резерв фронтов стрелковых дивизий и стрелковых бригад для доукомплектования и отдыха с последующим вводом их в бой и вывода в резерв на их место других наиболее ослабленных соединений» (11, кн. 1, с. 159). О каком отводе частей на отдых можно вести речь, если дивизии Воронежского и Юго-Западного фронтов были фактически вытянуты в одну линию? Конечно, надо давать солдатам отдыхать, но заменяя их свежими частями. Тут же командующим ставились решительные цели, предлагая одновременно ослабить армии. Непонятно… Непонятно и другое – охватившее командование в тот момент затмение умов.

В свое время Тухачевскому крепко досталось за авантюрный «поход на Вислу» – без резервов, с растянутыми тылами и дырами между отдельными группами войск. Но Тухачевскому было 27 лет, а тут командовали матерые, многократно битые мужики. Однако советское командование будто стремилось затмить его своим авантюризмом и верхоглядством. И ведь почти удалось! Но это чуть позже, а пока в штабах и Кремле правила бал королева Эйфория.

Из Ставки вдруг посыпались планы окружений, которым позавидовал бы Ганнибал. И… Мюнхгаузен. Уж больно завирально они выглядели. В январе 1943 г. Ставкой был выработан следующий общий план зимней кампании на советско-германском фронте. Во-первых, совместными ударами Брянского и левого крыла Западного фронта через Орел, Брянск выйти к Смоленску в тыл группе армий «Центр» фронтом, чтобы окружить ее! Не беда, что около года советские войска не могли совладать с одним Ржевским выступом. Теперь решено не мелочиться и покончить с врагом у Москвы одним могучим ударом. Им должен помочь только что созданный (5 февраля), да и то на бумаге, Центральный фронт во главе с Рокоссовским, чтобы он, во главе переброшенных из-под Сталинграда войск, осуществил прорыв к Днепру, в короткий срок выйдя на линию Гомель – Могилев. Далее в это же время (т. е. в январе-феврале 1943 г.) войска Волховского и Северо-Западного фронтов должны были разгромить Демянскую группировку противника и через образовавшуюся «дыру» прорваться к Пскову и Нарве, окружив основные силы группы армий «Север» у Ленинграда (операция «Полярная звезда»). В это же время войска Юго-Западного и Воронежского фронтов должны были выйти к Днепру, окружив и разгромив 1-ю и 4-ю танковые армии вермахта. Одновременно с ними войска Северо-Кавказского фронта должны были отрезать 17-ю армию на Кубани от Крыма и разгромить ее…