— Ты сегодня ослепительная красавица, — сказал Павел, нежно целуя ее. — Слушай, может плюнуть на все мои убеждения и принципы относительно того, какая супруга нужна финансовому воротиле, да и жениться на тебе в конце-то концов.

— Пашка, ты еще не нажился в свое удовольствие, не нагулялся. Оно тебе надо? — рассмеялась она, и Бабуин немного загрустил, потому что он шутил, конечно, но в каждой шутке, как известно, всего только доля шутки, а остальное правда.

— У меня две огромные просьбы, — сказала Татьяна.

— Опять специалиста по «жучкам» прислать? — спросил он.

— Не помешало бы. Конечно, тетушки мои крепко помнят тридцать седьмой и ни о чем серьезном под страхом смертной казни не заговорят в квартире, что блестяще продемонстрировала наша последняя беседа, но мне бы еще «глушилку», чтобы не подслушивали на улице.

— Ого, — сказал Бабченко, — серьезные дела пошли. Не вопрос, сделаем.

— Я там покопалась кустарным образом, — призналась Тото, — но лучше перестраховаться перед решающим раундом. Когда он сможет зайти?

— Да хоть завтра. Ты своих предупреди, чтобы впустили. Они его помнят?

— Помнят, у моих тетушек феноменальная память.

— А кто кухню ищет каждый божий день? — возмутился Пашка.

— То кухня, а то — жизнь, — туманно пояснила его собеседница. — И вот еще что. Я, то есть не я, а тетушки, нашли прабабушкин тайник, а в нем вот это. — И, убедившись, что охрана бдит и даже мышь не проскользнет к их столику без высочайшего бабуинского соизволения, выложила перед другом две шкатулки.

— Что это? — спросил Павел.

— Вот это, — она открыла первую и показала три письма, — переписка, точнее крохотный ее фрагмент, молодого короля Франции, Людовика, значившегося в истории под порядковым номером четырнадцать, с одной из моих безумных прабабок. Два письма написал Луи, одно — она, собственноручно.

— Правда, что ли? Не разыгрываешь? — ошалел от новостей Павел.

— Думаю, что правда. А вот это, — и Тото распахнула черепаховый ларец, нажав потайную пружину, — вот это его подношение.

На темно-синем, затканном золотыми лилиями шелке сверкали четыре огромных прозрачных, светящихся изнутри камня цвета ночного неба над Эгейским фиолетовым морем. В густой и опасной глубине таились целые галактики, завораживая наблюдателя, притягивая его взгляд как магнитом, но не это делало камни исключительными. Единственными в своем роде они были потому, что из ультрамариновой бездны стремились к поверхности горячие, золотые восьмилучевые звезды, навсегда заключенные в сверкающей, ледяной тюрьме.

— Ни фига себе! — и Бабуин промокнул вспотевший лоб галстуком. — Это как называется?

— Звездчатые сапфиры.

— Значит, я прав. — Пашка посмотрел на нее совершенно безумными глазами. — Я на выставке де Бирс видел похожие, они мне очень понравились, только малюсенькие по сравнению с этими. Денег стоили чертову прорву. Говорят, крайне редкая штука.

— Вот-вот, — покивала она головой. — А это бесценный гарнитур: кольцо, кулон и серьги. Я почти уверена, что они настоящие, но все-таки мне нужна экспертная оценка. Поможешь?

— Постараюсь, — сказал Бабуин. — Но только их надо будет отвезти ко мне, а уже туда приглашать ювелира, чтобы никто ничего не знал. И ты мне их доверишь?

— С ума сошел, — вынесла приговор Тото. — Приехали. Совсем рехнулся на своей олигархической работе?

— Слушай, — сказал он, — но если кто-нибудь узнает, тебя же…

— Павел, — улыбнулась она, — не бойся, я крепкий орешек. Просто так от меня не избавиться. Да и ушами я не хлопаю, думаешь, не понимаю, что сейчас вокруг делается? Потому и прошу «жучковеда». Да, у меня еще одна новость для тебя — я поговорила с майором. Ребят твоих описала, которых ты время от времени на меня насылаешь в целях безопасности. Так что теперь он сможет сосредоточиться на предмете нашего интереса. Впрочем, я ожидаю, что оный предмет очень скоро проявится в поле моего зрения. С нетерпением жду.

— Ты совершенно безумная женщина, — не то упрекнул, не то восхитился Бабченко. — Я к тебе охрану приставлю.

— И думать не моги. Лучше сделай то, что я тебя прошу. И знаешь, Пашка, что мне в голову пришло?

— Еще нет.

— Майор этот, Николай Варчук, — он очень хороший. Может, тебе нужен толковый специалист, порядочный, в твою службу безопасности?

— Чего это ты вдруг принялась устраивать его судьбу? — заволновался Бабуин, как и все мужчины с трудом переносивший соперников на своей территории.

— Потому что он хороший, — просто объяснила Тото, — я же говорю. Это редкое качество для человека, его нужно ценить.

— Нет вопросов, — пожал плечами Бабченко. — Я подумаю. В принципе, ты права, когда я наводил о нем справки, то подумал, что он достойный мужик. Просто такие, как он, на подобные предложения обычно не соглашаются. Им совесть не позволяет.

— Забери его к себе, Паш, а то пропадет он у себя на службе. Им там нового начальника присылают. Папенькин сынок и сволочь порядочная. А его папу ты должен хорошо знать. Тихомиров.

— Ипат? — изумился Павел.

— Он, родимый.

— Понятно. Ладно, займусь этим вплотную, раз ты так хочешь. А теперь скажи мне, что он пишет?

— Кто? — не поняла Татьяна.

— Людовик — твоей бабушке. Мне же интересно, — пояснил Павел. — Ты что, собираешься скрыть от меня такую историю? Я еще в детстве зачитывался «Виконтом де Бражелоном», а это ведь похлеще будет.

— Господи, что он еще мог ей писать? Что глаза у нее синие, как звезды, что он увидел их и обомлел. И предлагал всего себя в полное ее распоряжение.

— А она? — не отставал Бабуин.

— А она отвечала ему приблизительно то же, что и я тебе всегда говорю: оно вам надо, ваше величество?

— А он?

— Пашка, у тебя просто восхитительный слог, — заявила Тото. — Это не ты случайно скрываешься под псевдонимом Умберто Эко? Нет? Странно. А он прислал ей вот этот драгоценный гарнитур, чтобы украшения напоминали ей об одном отвергнутом короле, который навсегда сохранит в своем сердце ее светлый образ. Эй, Пашка, Пашенька, что случилось?

— Трогательно очень, — смущенно пояснил Бабуин, вытирая струившиеся по лицу слезы.

* * *

— Ну что? — тревожно спросил Сахалтуев, выступавший сегодня в качестве группы поддержки, правда без короткой юбочки и цветных метелочек, но зато с гантелями, которые он отложил в сторону, как только друг и начальник показался на пороге. — Поговорил?

— Не то слово, — выдохнул майор, падая на диван и задирая ноги на спинку. — Ты ужин приготовил?

— Колюня, я с тобой разведусь, — пригрозил капитан, переехавший к товарищу, потому что к нему неожиданно нагрянули любимые родственники из Харькова. Родственникам он наплел с три короба про охоту на таинственного маньяка, держащего в страхе всю область, и соответственно про полную и абсолютную невозможность сопровождать их, родственников, в походах по центральным магазинам и самым дешевым и выгодным супермаркетам.