– О, слава Богу, – Джулиан бросился вперед, отгребая часть золота обратно. – Было бы досадно пустить все это…

– Здравствуйте! Добро пожаловать, мои юные зверушки.

Из-за бледного занавеса проскользнула женщина, мгновенно вновь запахивая его, прежде чем Этта успела разглядеть, что там за ним. Длинные ноги сократили расстояние между ними в два жадных шага: старуха остановилась раздражающе близко к Этте. Ей пришлось подавить желание отступить на шаг назад.

Вместо этого Этта посмотрела женщине в лицо, встречая взгляд темных глаз за серебристой вуалью, закрывающей нижнюю часть лица. Ее пышную фигуру сплошь покрывала шнуровка, сплетаясь в изысканный растительный узор, казалось, вырезанный из самих теней. И, видимо, сочтя случай подходящим, она добавила серебряную с бриллиантами диадему, сидевшую на ее голове рядом волчьих зубов.

Она обменялась взглядом со златовласым мальчишкой, который кивнул в знак подтверждения.

Джулиан слегка качнулся на пятках – как решила Этта, хотел отвесить поклон, но передумал на полпути.

– Доброе утро, мадам. Мы принесли требуемую входную плату.

– Но не больше, – ее кошачьи глаза метнулись от него к Этте.

– Это не имеет значения, – парировала Этта, от всей души надеясь, что ее голос звенит чем-то, хотя бы отдаленно напоминающим убежденность, – при том, какой секрет мы принесли.

– И то правда, – вуаль затрепетала, как будто женщина издала легкий беззвучный смешок. – Вас только двое, а другие старались привести с собой дюжину.

– Я знаю ваши правила, – вступил Джулиан. – Не более восьми человек в одной группе.

Белладонна пропустила его слова мимо ушей, по-прежнему не отрываясь от Этты.

– Как интересно, зверушка. Твое лицо я уже видела раньше.

Девушка отмахнулась:

– Да. Последнее время я только о том и слышу.

– О, и такой приятный норов в придачу. Ладно, будьте так любезны облачиться в мантии и маски из корзины и не забудьте накинуть капюшоны. Безопасность в безликости, как я всегда говорю.

– Самая чертовски верная политика из всех, о каких я слышал, – отвесил комплимент Джулиан, надевая маску и быстро завязывая ее тесемки на затылке. Маска закрыла все его лицо, только глаза светились в щелочках.

Женщина наклонила голову.

– А вы не…

– Долгое время считавшийся мертвым Джулиан Айронвуд? – радостно уточнил Джулиан с пылом того, кто уже давно ждал, когда же его узнают.

– … собираетесь застегнуть мантию? – закончила Белладонна и без какого-либо предупреждения сама занялась рядом завязок, шедших по краям одеяния. Этта быстро завязала свою, стараясь не засмеяться, когда паучьи пальцы женщины добежали вдоль мантии Джулиана до самого низа.

– Полагаю, вы наша последняя группа. За мной, прошу… Вы и так задержали нас на несколько драгоценных мгновений. Я больше не могу откладывать начало аукциона.

Женщина резко развернулась прямо перед лицом Этты и отдернула занавес.

Если бы Этте предложили угадать, что же откроется за ним, ей бы и в голову не пришло, что там будут стоять две дюжины других путешественников и стражей в белых мантиях и золотых масках. Все они глядели строго перед собой, сбившись в кучу, будто скот в стойле. Белладонна сняла один из серебряных фонарей с ближайшего дерева и, держа его перед собой, протиснулась сквозь ряды жаждущих.

Джулиан поспешил за нею, но Этта схватила его за руку, покачав головой. Лучше не привлекать к себе внимания, а, выходя вперед, они давали остальным предостаточно времени и возможности задуматься, кто же скрывается под мантиями. И так-то никто не осмелился выдавить ни слова, «стадо», молча последовало за Белладонной и ее фонарем вверх по тропе, к храму в нескольких сотнях ярдах выше.

Лишь одна фигура, замыкавшая первую группу, осмелилась обернуться и посмотреть на них. И лишь он или она позволил себе оторваться от быстро идущей толпы, шагая медленно, почти с усилием. Возможно, ранен или стар. Этта прищурилась, мысленно проклиная темень. Потому что это походило на… это выглядело, как будто…

Тот человек замедляется. Намеренно отстает ото всех. Этта нащупала небольшой кинжал, снятый с рыцаря в Иерусалиме, чувствуя, как страх запускает холодные липкие пальцы ей в волосы, спускается к шее. Она так сосредоточилась на этом человеке, что не замечала движения в лесу слева от Джулиана, пока кто-то не набросился на него, впиваясь в шею одетой в черное рукой. Тревожный вскрик тут же заглушила ладонь в перчатке.

Этта бросилась за ними в лес, сжимая кинжал в руке. Все было, как тогда в России. Нападающий в черном, к горлу Джулиана прижат клинок, хотя тот продолжал пытаться выкрутиться из могучего захвата. Этта, в шаге от напавшего, занесла кинжал…

Удар тяжелого тела отбросил Этту и повалил на землю, прежде чем она успела дотянуться до врага, но дальше уже сама гора, ее крутой склон заставили ее катиться все дальше и дальше по мягкой земле и ломким папоротникам, пока, наконец, она не ударилась спиной о толстое дерево. От удара в голове прояснилось, и она, не обращая внимания на ушибы, поднялась на колени, ища во тьме над собой Джулиана. Неподалеку, путаясь в папоротниках, частично скрытые каменным столбиком, виднелись одетые в белое перекрещенные ноги того, кто ее толкнул.

Этта полезла вверх на четвереньках, держа кинжал в зубах, пока склон не стал пологим настолько, что она смогла встать. Она обогнула столбик, держась за край, маска изнутри покрылась каплями от ее судорожного дыхания. В самую последнюю секунду, вместо того, чтобы ударить кинжалом в правой, она выбросила вперед левую руку, ударив врага кулаком в маску, повалив его обратно на спину, и, обрушившись коленями ему на грудь, сорвала с него маску и прижала клинок к шее.

Она знала это лицо.

Она любила его.

– О боже, – выдохнула Этта, вскакивая, срывая свою собственную маску. – О господи…

Его глаза округлились, так же ошеломленно глядя на нее.

Она зарылась руками в грязь, дрожа, нагребла полные ладони листьев и корней, пытаясь заякориться в этом мгновении, прочувствовать, что все это не сон. Ущелье между ними, мучившее ее невозможностью его увидеть, в которое она не позволяла себе упасть, снова разверзлось.

До нее долетело одно-единственное тихое слово:

– Прив!

Сердце Этты распахнулось, а облегчение принесло ту самую боль, в которой она нуждалась. Он смотрел на нее, словно на жемчужину во мраке, его рука потянулась к ней, к ее руке, и она бросилась на него, едва он сел, прижалась губами, умыкая его дыхание и удивленный смех. Умыкая его всего обратно в себя.

– Прив, – удалось выговорить ей, обнимая его лицо, целуя, целуя…

– Где… ты была? – выдохнул он, как только смог.

– Где ты был? – переспросила она, чувствуя, как его рука тонет в ее косе, вплетая в нее нежность.