— Слушаю вас, коммандер.

— Добро пожаловать в Чжэньцзян, город самоубийц.

— Когда вы наконец научитесь гримироваться самостоятельно?

— Макси. Меня зовут Макси.

— Я знаю, как вас зовут, — сказала Сказительница. — Ваше имя известно мне с того самого момента, когда вы впервые пришли и наблюдали за репетицией в заведении моей матушки.

— В борделе. В борделе вашей матушки.

Сказительница склонила голову в знак согласия, затем взяла на плоскую лопаточку немного белил и стала накладывать их на лицо фань куэй. Втирая краску в кожу мужчины, она подняла глаза и увидела, что Макси смотрит на нее.

— Чего уставились?

— Вы очень красивы.

Его слова прозвучали так просто, что женщина удивилась.

— Ваш китайский ужасен, — проговорила она, чтобы скрыть смущение.

— Слышали бы вы, как я говорю на языке хакка. А как сегодня у вас с английским?

— Я выучила три новых слова: эрудит, элитарный, эксперимент, — перечислила она с сильным акцентом, и на ее лице заиграла лукавая улыбка.

— Действительно, похоже на английский, но я никогда прежде не слышал этих слов. Что они означают?

— Вы снова пялитесь! Это невежливо!

— Лично мне наплевать, но если вам это неприятно…

— Вовсе нет.

Ее незатейливый ответ застал его врасплох.

— Я пялюсь на вас с тех самых пор, когда впервые оказался у вас на репетиции. Когда это было — девять, десять лет назад?

— Девять лет и два месяца. Во второй день месяца Крысы. — Она отклонила его голову назад, чтобы наложить темные тени вокруг глаз. — Смотрите мне через плечо.

— Не могу.

— Почему?

— Не могу отвести от вас глаз.

Он обнял ее за бедро, а она чуть приподнялась, чтобы его рука смогла проникнуть под ее ягодицу. Потом она подвинулась вперед, сжала обеими ногами его колено и позволила двигать себя — так, как движется мир под действием неугомонных ветров одинокого сердца.

— Как тебя зовут?

— Я Сказительница.

— Это мне известно, но как твое имя?

— О, я-то свое имя знаю. Его не знаете только вы, Макси.

Зрители заполнили каждый дюйм свободного пространства под палящим солнцем, и представление началось. Великолепная игра актеров не раз заставляла публику вскакивать на ноги и восторженно аплодировать. Прямо во время спектакля представителям маньчжурской знати подали обед, а те, кто попроще, перекусили тем, что принесли с собой. Но, даже работая челюстями, все не сводили глаз со сцены.

У Сказительницы лучше всего получалось творить, когда на сцене давали ее собственное произведение. Так случилось и сегодня, когда «Путешествие на Запад» продвигалось извилистым путем к неизбежному душераздирающему финалу. Она закрыла свое восприятие для звуков и образов пьесы, отодвинула на задний план и публику с ее экспрессивной реакцией и теперь стояла между зрителями и актерами в совершенном одиночестве, обдумывая новый проект, который вынашивала уже много месяцев. Это была история музыканта, играющего на эрху, чья музыка настолько чарующа, что каждый, кто ее слышит, сразу же влюбляется. Музыкант буквально окружен любовью, но при этом сам он совершенно, безнадежно одинок. Его зовут в дома богатых и бедных, на похороны низкорожденных и на свадьбы купцов. И везде, где он играет, расцветает любовь.

Как все это напоминало жизнь самой Сказительницы!

В начале четвертого часа на сцене появился Обезьяний царь, и каждый человек среди публики почувствовал, что грядут какие-то очень серьезные перемены. Даже актеры, которые не первый раз выступали с мальчиком-мужчиной в роли Обезьяньего царя, были поражены накалом его игры, невероятной энергией, исходившей от него.

В шестом часу Слуга и Принцесса, подходя к высокогорной стремнине, повстречали Заблудившегося крестьянина, его жену и маленькую дочку.

Макси было сложно выступать в этом костюме. Костюмерша слишком сильно затянула одну лямку, и теперь он с трудом двигал левой рукой. Той самой рукой, в которой Макси обычно держал меч. Пухленькая актриса, игравшая его жену, шла следом за Макси, держа на руках его дочь. Вот она остановилась, поставила девочку на сцену и высоко вскинула длинные рукава одеяния, обозначив этим жестом охватившее ее отчаяние. Макси в свою очередь проделал все движения, которые он старательно заучил. В публике раздался смех. Макси это неизменно удивляло. Ему казалось, что он делает все именно так, как учила Сказительница, но зрители воспринимали его как комического персонажа, и поделать с этим ничего было нельзя. Ну и ладно, главное, чтобы они не распознали в нем рыжеволосого фань куэй.

Сказительница обдумывала основные сцены будущей пьесы про скрипача и некоторые из них уже успела записать на бумаге. Но, зная саму себя, понимала, что увязла в творческом процессе. Она также понимала: чтобы сдвинуться с мертвой точки, необходимо найти центральную идею, тот крик души, от которого придет в движение все остальное. И этот крик станет названием будущей пьесы.

Она уже знала, какой будет финальная ария музыканта, он споет ее, отбросив скрипку и покидая мир людей. И в голове ее сложились строки, которые будет исполнять хор:

Она повторила про себя стихи и снова сосредоточила внимание на происходящем на сцене.

Макси развел руки, как его учили, давая знак, что жена и дочь Заблудившегося крестьянина должны следовать за ним. Внезапно зрители встали как один, указывая на левую часть сцены. Желая выяснить, что привлекло внимание зрителей, Макси повернулся и увидел мальчика-мужчину, игравшего Обезьяньего царя. В костюме и гриме, он висел, уцепившись одной рукой за балку декораций, а другую сунул в складки одежды.

Нож повернулся в руке убийцы, и рукоятка оказалась у него во рту. Мальчик ощутил, как щелкают позвонки. Теперь его позвоночник мог изгибаться под любым углом. Рот наполнился едким вкусом кислоты от змеиной кожи, которой была обмотана рукоятка ножа, язык прошелся по ее гладкой поверхности, а яички втянулись в брюшную полость. Он был готов.

— Папа!

Макси повернулся и увидел, что его дочка плачет, протягивая к нему руки, и громко зовет его. Сверху послышался лязг гвоздей, выдираемых из дерева. Макси посмотрел вверх.

«Нападай сверху. Всегда нападай сверху», — шелестел в ушах Лоа Вэй Фэня голос отца, который каждое утро обучал его навыкам убийцы. Он ощутил руку отца на своем плече. «Выполни свой долг во имя Китая», — сказал голос, как это было в конце каждого утреннего занятия. Но на этот раз мальчик услышал не только слова. Он ощутил в голосе одиночество, желание протянуть руку и прикоснуться.