– Блин, Шарль, если бы ты этими глазищами на меня смотрел, я бы давно сдалась, – честно заверила я и стала наклоняться, чтобы посмотреть поближе. – Они у тебя черные или все же фиолетовые? С ума сойти! Фиолетовые… Шарль, а это синяк от удара вазой? Крупный. Значит, от сотрясения мозга тебя спас парик.

– Все джинны не имеют волос, нас такими делают при приеме в орден, – кивнул Шарль, кое-как разжав челюсти. – Но парик я не носил, я мастер сюр-иллюзий… был.

Кажется, он остался вполне доволен моей реакцией, даже перестал смотреть вниз. Нашел взглядом Семена, попросил его обеспечить нас кипятком, чашками и заваркой. Подумав, нехотя добавил к запросам еще и лампу. Без света ему было не так тягостно наше внимание к внешности, но, увы, чаепитие в темноте неудобно.

– Шарль, в этой рубахе и при такой глянцевой голове ты сильно похож на казака, – заверил его Семен. – Женщины обожают казаков.

– Еще без прически удобно рубить голову, – усмехнулся Шарль.

Семен уже стучал в дверь и убеждал охрану принести нам чай и все остальное необходимое. А я зверела. Я тут трачу весь день, спасая джинна от душевных ран, а стоило ли? Я извожу все свои сбережения на закупку продуктов, я сижу уткнувшись носом в стенку и кидаю дурацкие кости… Нормальный человек промолчал бы из вежливости и сделал себе заметку на память, но у меня не получилось.

– Шарль, на кой ляд ты нам мозги выкручивал? Или ты опять в джинна играешь? У тебя все в порядке с голосом и внешностью, а мы сидим тут и успокаиваем. Ты вроде на тот свет собирался, а теперь шутишь так, что становится ясно: все снова обман.

– Не иметь сил жить и не иметь желания выжить – это разное, – усмехнулся он и как-то сразу сник, посерьезнел. – Видишь, я тоже начал играть в твои вопросы. Ты, наверное, права по поводу дна колодца. У меня нет сил выбраться. Мне страшно жить, Бэкки. Когда я остаюсь один, мне кажется, что я не существую. Никто вне этих стен обо мне не думает… Когда люди приходят и смотрят на меня, я перестаю понимать, что они видят и насколько я – это я. У меня провалы в памяти, явная блокировка орденом важных сведений, сожравшая и часть меня самого. У меня, как ты верно сказала, больше нет родного дома.

– Закончил жаловаться?

– О да, если угодно.

– Угодно, и еще как. Казнят его! Размечтался. Да кому ты нужен! – Я сердито расставила чашки, принесенные охраной.

Сгребла горку конфет с верхом в черную, залитую слоем остывшей шоколадной массы, миску, сунула в руки полицейского и пояснила, что это угощение. Поспеют новые сорта сладкого – пусть еще несет чай и получит вторую порцию. Крупный мужик смешно поклонился, расцвел улыбкой, на сельский манер потянулся к шапке, потом, опомнившись, поправил фуражку:

– Благодарствую, барыня.

Это я барыня? Дожили…

Семен соображал быстрее моего. Поймал служивого на выходе и уточнил, не искали ли нас. Искали, час назад приезжал курьер от самого начальника тайной полиции. Велел ни в чем не чинить препятствий и дозволить сколь угодно долгое пребывание, хоть до утра.

– Ужином-то не побрезгуете? – неуверенно предложил охранник. – Каша с мясом у нас, компот, готовится все тут, вкусно. Ну мусье-то не ест уже который день. Даже обида пробирает.

– Не побрезгуем, – оживился Семен.

– Так я стол прикажу, табуретки тоже, – засуетился охранник.

Он бережно обнял миску с конфетами и ушел.

Мы чинно поели. Шарль даже получил салфетку, которую гордо постелил на колени. Маркиз – что с него взять, происхождение сказывается. Тошно ему по-свински питаться, в грязном ходить и под замком пребывать. Ел он жадно, явно наверстывая за прошлые дни голодного упрямства. То и дело косился на нас, проверяя, не ухмыляемся ли мы тайком над его внешностью. Удивительно, насколько может человека донимать такая незначительная, особенно для мужчины, деталь, как отсутствие волос…

Потом мы делали вторую порцию конфет, уже втроем. Мне доверили украшение, а Сёма самозабвенно заполнял формочки начинкой, то и дело негигиенично проверяя температуру сладкой массы пальцем и облизывая его. Остатки шоколада Шарль превратил в большой плоский узор в три оттенка, вышло очень красиво. Мы выпили еще по чашечке чая, подарили остывший, затвердевший торт-узор охране. И почти сразу в коридоре возник уверенный стук подкованных сапог. По тому, как звонко щелкнули каблуки полицейского у дверей, я сразу угадала: это за нами.

Евсей Оттович лично прошествовал в камеру, неопределенно махнул рукой, удаляя охрану и оставляя нам право сидеть. Изучил конфеты, чай, Шарля в льняной рубашке.

– Рена, я тобою доволен. Теперь он похож на человека, даже смотрит по-живому. Одна беда, он еще не знает, какую ты ему придумала казнь. Я твое письмо получил через Рони и прочел, мне показалось занятно. Даже с Платошей обсудил. – Евсей Оттович подмигнул оцепеневшему джинну: – Продал тебя за триста целковых. На этой неделе такой ценник на франконцев. Сейчас Юнц человека пришлет, оформим магическую привязку тебя, путейское ты имущество, к твоему конвойному. Трое суток сударь Шарль будет отвечать на вопросы ректора и иных магов. Потом отправится на север. Десять лет полезного труда…

– А суд? – поразился Шарль нашей простоте решений.

– Ты еще адвоката потребуй, – возмущенно стукнул кулаком по столу Евсей Оттович. – Умник! Мари уже зудела над ухом про суд. Я спросил ее, в каких странах есть закон о правах джиннов, – сразу скисла… В общем, отдал я тебя на воспитание в систему Потапыча. Или сдохнешь, или от дури своей излечишься.

Когда в дверях появился Бризов, я ничуть не удивилась. Вид у конвоира был преотвратный. Он уже много раз жаловался, что приходится работать с тайной полицией, что конвоирование ему не по душе. Только-только вернулся из поездки – сопровождал бывшего первого мага на каторгу, и вот опять…

– Ренка, если бы я знал, чем обернется лично для меня твое спасение, – вздохнул он, ловко застегивая на руке Шарля браслет и прилаживая себе на запястье точную его копию, – я бы спасал Шарля.

– Ты этим и занят.

– Меня кому-то продали. – Скулы франконца снова свела судорога, на сей раз это был гнев. – Дикая страна.

– Шарль, идем я все тебе расскажу, – предложила я, подбирая запасные льняные рубахи с койки и старательно просовывая руку франконцу под плотно прижатый к телу локоть. – Ты ведь имеешь инженерное образование? Я слышала, что все джинны – строители, так?

– Так, – нехотя буркнул он, покидая камеру.

Хоть Шарль и злился, но шел с явной радостью. Надоели ему запахи несвободы и серый свет. Одиночество тоже надоело.

– Мой папа пять лет трудился, чтобы заслужить должность старшего обходчика и начальника ремонтной бригады, – сообщила я. – А тебе это все достанется почти без усилий, через два месяца испытательного срока. И будешь ты подконвойным у деда Корнея. Он – постоянный замначпоезда и машинист, а ты – начальник ремонтников, если справишься. В поезде больше двухсот душ. И женщины там есть, так что не переживай. Папа назывался Королем, а ты маркиз. Никто не удивится.