В этих вспышках микронационализма экономика, казалось, занимала заметное место. Этническим группам, которым довелось жить выше месторождений полезных ископаемых или чьи республики имели ценные промышленные активы, тяжелее было добиться самоуправления, чем тем, которые зависели от федеральных субсидий. Многие требования были явно экономическими, а не культурными или даже политическими. Республики требовали признания права владения местными ресурсами и находящимися в федеральной собственности заводами и шахтами. Они требовали налоговых льгот или социальных выплат и настаивали на перечислении сниженных сумм доходов в центральный бюджет.

К 1993 году российская «весна народов» превратилась, в «весну регионов». Нетерпимые к своим этническим соседям однородные славянские области вступили в борьбу за децентрализованную власть. Вологда – глухая провинция в северных лесах, славившаяся главным образом своим маслом и сыром, стала Вологодской республикой. Свердловск, родные пенаты Ельцина, стал называться Уральской республикой и объявил о своих планах заменить рубль уральским франком. Как и их этнические коллеги, многие регионы начали снижать налоги, которые они перечисляли в федеральный бюджет. Попытки Москвы добиться согласия ни к чему не привели. К этому моменту сотрудники местной налоговой инспекции, милиции, службы безопасности и прокуратуры были кооптированы губернаторами, которые добавили им заработную плату, предоставили жилье, и на практике имели важное влияние при распределении местных должностей.

Короче говоря, волна миниатюрного национализма, охватившая Россию в начале 1990-х годов, была связана не столько с отличительными культурами и исторически сложившимися особенностями, сколько с ведением переговоров по поводу ресурсов. То есть нельзя сказать, что местные националисты были неискренними; многие были достаточно откровенными. Но опытные бюрократы, которые обычно достигали определенных вершин, знали, как использовать искренность националистов для достижения практического результата.

Эти специалисты хорошо понимали, каким образом можно было использовать маленькие вспышки – уличные демонстрации, недельную забастовку, чтобы испугать московских политиков и вынудить их пойти на уступки. Этнические недовольства были мощным стимулом для предстоящих конфликтов. Такой активист, как Шаймиев, мог полететь в Москву с фотографиями татарской националистической демонстрации в Казани и предупредить, что ситуация выскользнет из-под контроля, если ему не дадут большую свободу действий и средства для субсидирования убыточных предприятий. Те регионы, в которых не было националистов, стремились их придумать. Заместитель губернатора Тамбовской области – массивного сельскохозяйственного региона России, в 1996 году шутил, что самый ценный товар, который он может импортировать для улучшения экономического развития области, – это несколько тысяч татар.

Ситуация многих регионов, объявивших суверенитет и одолевающих Москву своими требованиями, была до боли знакома тем, кто только что наблюдал развал Советского Союза. Многие политики в правительстве и в оппозиции начали предупреждать, что Россию, возможно, ожидает та же участь. России, как заявил председатель Верховного Совета Хасбулатов, «угрожает балканизация». Страна вот-вот раздробится, сказал вице-президент Руцкой, на «более чем 100 банановых республик». Ельцин сам позже согласился, что в 1992 году опасность распада была достаточно серьезной. Многие ученые были согласны. Один западный аналитик в 1994 году написал, что Российская Федерация «не может быть самодостаточной как государство». Другие описывали сценарии интеграции и дезинтеграции. Российская общественность тоже, казалось, считала Россию недолговечной. В ноябре 1991 года 53 % согласились, что была «большая вероятность того, что РСФСР распадется на несколько независимых государств в самое ближайшее время».

Пессимисты могли бы провести недавние параллели и указать на исторические прецеденты. К 1993 году Россия была последней оставшейся посткоммунистической федерацией; другие три – Югославия, Чехословакия и Советский Союз – исчезли с карты. Значительно раньше благодаря послереволюционной Гражданской войне на территории России возникло несколько мелких малых государств.

Кроме того, появилась Кавказская Горная республика, Дальневосточная республика была сформирована к востоку от озера Байкал в 1920 году, с выборным парламентом, правительством и даже своими собственными почтовыми марками и валютой. В 1918 году несколько групп пытались создать Сибирскую республику, хотя это не увенчалось успехом.

Сепаратизм по сути не представлял величайшей опасности. В нескольких регионах действительно серьезная фракция настоятельно требовала полной независимости. Опасность состояла в том, что экономически мотивированные трудности отдельных регионов могли в совокупности лишить центральное государство всех ресурсов, сделав его беспомощным. К сентябрю 1993 года одна треть регионов удерживала некоторую часть или даже все свои начисленные налоги, угрожая правительству тем, что министр финансов Борис Фёдоров назвал финансовым удушьем. Такое движение за снижение налогового бремени повлекло за собой закономерные последствия – ни один регион не хотел платить налоги, в то время как соседи их не платили. В конце концов, когда центральное государство атрофируется, региональные объединения и местные органы вынуждены брать на себя функции, которые ранее выполнялись центральными органами, в процессе сформировав основу новых, более мелких государств.

И тем не менее Российская Федерация выжила. То, что большая часть населения была этнически русской, несомненно, помогло. Небольшие площади большинства регионов, многие из которых находились далеко от границы, также должны были заставить призадуматься сепаратистов, хотя большие объединения сибирских, дальневосточных, северокавказских и даже поволжских регионов могли быть вполне жизнеспособными. Большая заслуга для изменения направления центробежных тенденций должна, тем не менее, относиться к определенной стратегии, используемой администрацией Ельцина. Объединение регионов в середине 1990-х годов, несмотря на безнадежное отсутствие ресурсов у правительства, было одним из величайших достижений Ельцина.

Ирония заключается в том, что в то время большинство наблюдателей, в том числе и помощники Ельцина, думали, что его подход ошибочный. Даже сам Ельцин часто казался озадаченным. В сущности, он потихоньку сдавался. Он успокаивал те регионы, где в силу исторических, культурных или любых других причин общественность была наиболее предрасположена бросить вызов Москве. Регионы, продемонстрировавшие свое недовольство объявлением суверенитета, организовывали забастовки или, если они голосовали за кандидатов от оппозиции, получали огромные субсидии и налоговые льготы. С 1994 года Ельцин начал переговоры по поводу соглашений о разделе власти с отдельными регионами, условившись предоставить им некоторые из требуемых прав. Сначала он начал переговоры с Татарстаном в феврале 1994 года, предоставил ему больше контроля над своими природными ресурсами и дал большую свободу для занятия внешней торговлей; он уполномочил татарское правительство создать национальный банк и освободить своих молодых людей от призыва в армию. Соглашение с Башкортостаном, заключенное несколькими месяцами позже, уполномочило власти республики контролировать бюджет, прокурора и суд. К началу 1996 года Ельцин подписал аналогичные соглашения с несколькими другими российскими регионами.