Охотник дал еще одну очередь из автомата, и рыжие тела пауков разлетелись в разные стороны, как пустые пивные банки, по которым из баловства стреляют в лесу. Следующая очередь разметала новую волну пауков, лезущих вверх по ступенькам. Твари были легкие, хрупкие, не слишком подвижные, но их было чертовски много.

Уловив краем глаза движение сбоку, у края площадки, огороженной железными перилами, Кобылин левой рукой выхватил пистолет и двумя выстрелами прикончил парочку пауков, карабкавшихся по блестящим железкам. Одновременно он выпустил еще одну короткую очередь по ступенькам, сбросив новую порцию пауков в темноту лестницы. Словно в ответ на это из тьмы поднялась новая рыжая волна, казавшаяся нескончаемым приливом.

Выругавшись, Кобылин выпустил остаток магазина в рыжий прилив, завалив ступеньки раздробленными телами пауков, все еще шевеливших раздробленными конечностями. На секунду площадка опустела, но снизу, из темноты, все еще слышался грозный шелест бесчисленных паучьих лапок. А патроны… патроны были не бесконечны.

Швырнув автомат на пол, Кобылин бросился в освещенный коридор. На ходу он успел сунуть почти разряженный «макаров» в карман и одним прыжком оказался около пожарного щита. Он замешкался всего на долю секунды, пытаясь решить, что делать дальше. А потом, отбросив колебания, обеими руками схватил с пожарного щита лом.

Тяжелый, настоящий, сделанный на совесть на советском заводе, он был выкрашен в буро-красный цвет и весил, казалось, целую тонну. Лом был прикручен к щиту тонкой проволокой, но Кобылин в запале этого и не заметил. Вырвав свое новое оружие из креплений, он разорвал проволоку, как гнилые нитки, и метнулся обратно, к площадке, залитой алым светом тревожной лампы.

Он успел вовремя – новый рыжий вал тварей успел только перебраться на верхнюю ступеньку и готовился хлынуть к двери. Кобылин вылетел на площадку и скользнул к шевелящейся массе, занося свое орудие для удара. Время, казалось, немного притормозило свой бег, словно подыгрывая охотнику, давая ему лишнюю долю секунды для корректировки удара. В голове охотника ударили барабаны, и на него обрушился новый, безумный ритм. Музыка гнева ревела в его голове, заставляя двигаться в такт тяжелым и быстрым ударам… Кобылин ее узнал. Слышал раньше, в каком-то фильме.

– Let the bodies hit the floor, – выдохнул Кобылин, и время пустилось вскачь.

Он взмахнул ломом, как косой, и первый же удар смел десяток пауков со ступенек в жерло лестничного проема. Обратное движение размазало по цементу еще десяток шевелившихся тел, превратив их в мешанину хрустящего хитина и подергивающихся лапок. Пока тяжелое орудие описывало дугу, парочка уцелевших тварей прыгнули на охотника, подошедшего слишком близко. Первого Кобылин успел отшвырнуть пинком, а второй вцепился ему в плечо – длинными и, как оказалось, острыми лапками. Захрустел пластик защитных щитков, и в бок охотнику впилось что-то длинное и острое – как ножом ткнули. Плотный жилет, скрытый под курткой, устоял, а Кобылин тут же метнулся к стене и со всего маха хлопнулся об нее, раздавив тварюгу, висевшую на его плече.

Отскочив от стены как резиновый мячик, охотник снова раскрутил свое орудие и снова мазнул им по бетонным ступенькам. Высекая искры, лом, как орудие судного дня, прошелся по ряду пауков, оставляя после себя искореженные и расплющенные тела. Кобылин же, наученный горьким опытом, продолжил движение, отшагнул в сторону, разворачиваясь для нового удара. Еще один паук взвился в воздух, но на этот раз промахнулся – шлепнулся на брюхо, ровно на то место, на котором секунду назад стоял Алексей.

Кобылин, размахивая ломом, тут же наступил на тварюгу и под тошнотворный хруст нанес новый удар. Пауки разлетелись, как кегли, но из темноты им на смену хлынула новая волна. В голове охотника грохотала музыка, гитарные рифы оглушали, а барабанная дробь сливалась со стуком обезумевшего сердца. Алексей перехватил лом посередине, чтобы им было удобнее орудовать, и бросился навстречу атакующим паукам.

Увесистый лом было тяжело раскрутить. Но если уж он начинал двигаться, то сметал все, что встречалось ему на пути. Главное было не останавливаться, не дать ему замереть. Проклятую штуковину нужно было просто держать в движении и направлять туда, куда было нужно. Алексею это пока удавалось. Шаг вперед, два шага назад, оборот… Он двигался легко и свободно, словно танцуя под музыку, гремевшую у него в голове. Тяжеленный лом выписывал вокруг его тела восьмерки и сложные кривые, разбрасывая хлынувших потоком пауков.

Некоторые твари прыгали на охотника, целясь ему в лицо, но всякий раз на их пути оказывалось хладное железо крашеного лома, разбивая тела пауков, как пустые яичные скорлупки. Иногда, когда прыгунов было много, охотник отшагивал в сторону, уворачиваясь от цепких лапок, и лишь потом топтал приземлившихся гаденышей, не забывая вертеть тяжеленным ломом, как тросточкой.

Увернувшись от очередного прыгуна, Кобылин сделал новый длинный выпад и смахнул очередную кучу пауков со ступенек. Выпрямляясь, он привычно отшагнул назад, и в тот же миг что-то сильно ударило его по плечам. Алексей даже подумать не успел, что. Продолжая движение, он кувырнулся по полу и всем телом придавил паука, повисшего у него на плечах. Вскочив на ноги, он взмахнул ломом, развернулся и со всей силы мазнул по железным перилам, ограждавшим черный лестничный проем. Пауки, взобравшиеся на него, под гул железных перил посыпались в темноту – и живые, и те, что превратились в подобия скомканных салфеток, – а охотник рванулся обратно к ступенькам, не обращая внимания на то, что в плечах у него застряли обломанные паучьи лапы.

У ступенек его ждал сюрприз: размазывая по полу очередную тварюгу, Кобылин краем глаза заметил, как из темноты, по ступенькам, ему навстречу поднимается темный силуэт. Размахивая ломом, охотник крутнулся, очистил левый флаг, а когда обернулся, силуэт уже поднялся над волной рыжих пауков.

Он действительно был похож на человека, как и обещал Треш. Но не так чтобы слишком. Крутясь как уж на сковородке, Алексей лишь краем глаза успел заметить очертания этой твари. Ростом – с него самого. Широкие плечи, голова маленькая, без шеи, чуть ли не вдавлена в эти плечи. И рук, слишком много рук…

Тварюга без лишних слов перепрыгнула вал паучьих тел и рванулась к двери, ведущей в коридор. Кобылин, ожидавший нечто подобное, отшагнул назад, крутнулся вокруг себя, ухватив лом за самый конец.

Огромная железная оглобля описала почти полный круг и перехватила тварь на полпути к двери. Со всего размаха лом плашмя, поперек, ударил в живот монстра. От удара тот с противным хрустом сложился пополам, взмыл над полом, и, перелетев через вал пауков, канул в темноту, загремев по ступенькам лестницы.

– Сильный, – выдохнул Кобылин между очередными взмахами. – Но легкий…

Смахнув очередную порцию пауков с перил, охотник постарался воскресить зыбкий образ улетающей в темноту твари. Приплюснутая голова… Рук – две пары. Точно. Две лишние, а так вполне человеческие руки, только длинные. Весь черный. Кажется, покрыт жесткой черной шерстью, весь, с головы до пят… Ноги? Две. Но какие, черт возьми? Глаза? Есть ли у него глаза? Так темно, так плохо видно…