Отшвырнув пинком очередного паука, успевшего оцарапать ему ногу, Кобылин развернулся и очередным широким взмахом смахнул с верхней ступеньки целую охапку рыжих паучьих тел. И, разворачиваясь, с удивлением отметил, что сквозь оставшиеся неподвижными тела просвечивает бетон. Новая смена не спешила на замену павшим.

Метнувшись к перилам, Кобылин скинул в темноту еще парочку настырных тварей, протанцевал обратно к ступеням и с удовлетворением отметил, что ряды нападавших явно поредели. На верхней ступеньке было больше мертвых, чем живых. Через тела мертвых пауков уже не катила новая волна, нет. Лишь одинокие, покалеченные твари упрямо лезли вперед, словно ведомые лишь одним инстинктом.

В пару взмахов охотник очистил верхнюю ступеньку, сбросив в темный колодец лестницы и живых и мертвых и отскочил к двери, чтобы растоптать чуть не просочившегося одиночку, прятавшегося в тенях.

Когда же он обернулся к ступенькам, то не увидел новой волны пауков. Вовсе нет. Он увидел одну-единственную широкоплечую фигуру, медленно поднимавшуюся по ступенькам, словно выходящую на берег из океана тьмы.

У твари действительно были глаза. Два больших глаза посреди черного нароста, который лишь с натяжкой можно было назвать головой. Четыре руки, лишняя пара торчит из пояса. Ноги… Как ноги, только почему-то не заметны колени. И главное – вся тварь покрыта длинной жесткой черной шерстью, блестящей в свете красной лампочки.

Но главное – у нее есть глаза. Большие, круглые, переливающиеся тысячей искр – глаза. Гипнотизирующие, притягивающие к себе взгляд, заставляющие замереть в восхищении от переливов света и тьмы…

Кобылин остановился, закрывая собой распахнутую настежь дверь, ведущую в светлый коридор. Он выпятил челюсть и твердо глянул в глаза твари, пытаясь прожечь их насквозь, прочитать то, что таилось за этим глупым перемигиванием огоньков. Тварь, ступившая было на верхнюю ступеньку, замерла. Огоньки в ее глазах устроили хаотичную пляску, а потом, тускло моргнув, погасли.

Алексей знал, что сейчас его собственные глаза стали пустыми и прозрачными – именно так их описывала Линда. Он чувствовал себя превосходно – лучше, чем когда-либо. Да, он понимал, что его грудь вздымается от судорожного дыхания, что растянутые мышцы рук подергиваются, хотя должны вопить от боли, он ощущал, что в плечах что-то торчит, а по спине течет вовсе не пот. Он не чувствовал рук, не чувствовал ног, но был наполнен белой ослепляющей силой. Кобылин ощущал себя живым сгустком энергии, готовым в любой момент разразиться ядерным взрывом. И еще он знал, что долго это не продлится. Даже самые сильные ведьмины зелья – не вечны.

Опустив лом, он стукнул им в бетонный пол, словно посохом, и поднял на монстра исполненный белого огня взгляд.

– Ты не пройдешь, – твердо сказал Кобылин.

Тварь, словно в ответ на его слова, подалась вперед. Гибко, гладко, словно была сделана из ртути, перекатилась на верхнюю ступеньку, подтащив отставленную ногу, скользнула вперед.

Кобылин сорвался с места, вложив в рывок все силы, что еще у него оставались. В мгновенье ока он уперся ломом в пол, словно прыгун с шестом, вскинул ноги к высокому потолку, едва не смахнув алую лампочку. Сделав колесо, он приземлился на обе ноги прямо перед монстром, и на этот раз, продолжая движение, к потолку взмыл лом. Описав широкую дугу, он с размаху обрушился на тварь, попав ей ровно между головой и правым плечом.

Монстр с хрустом сложился пополам, словно бумажная фигурка, ударился руками о пол и покатился вниз по ступенькам, затерявшись среди груды искалеченных тел пауков.

Опомнившись, Кобылин оглянулся и метнулся к двери. Один из уцелевших пауков рванулся из-под его ног, догоняя более удачливого брата, успевшего нырнуть в коридор. Охотник прыгнул и грудью упал на паука, раздавив его, как пустую картонную коробку. При этом он вытянул руку с ломом и самым кончиком достал подлеца, успевшего перешагнуть порог. Железный лом расплющил тварь, разметав его ошметки по полу, а Кобылин, вскочив на ноги, смахнул с груди раздавленного паука и пинком отправил его в полет над ступеньками.

Перехватив поудобней лом, охотник выбрался в коридор, пинками вышвырнул останки раздавленного паука на площадку и обернулся к ступеням. Легкое шевеление… Остатки паучьего войска пошли в атаку. Это было жалкое зрелище – десятка полтора уцелевших тварей, судорожно подергиваясь, перевалили через последнюю ступеньку и направились к охотнику. Едва живые, многие с перебитыми лапами, они были похожи на сломанные игрушки, работающие, пока не кончится завод пружины.

Насупившись, Кобылин деловито размазал по полу ломом остатки паучьего воинства, потом вернулся к двери. Как он и подозревал, последняя атака была лишь отвлекающим маневром. Под ее прикрытием три уцелевших и довольно резвых паука рванулись через всю площадку к заветному коридору, ведущему наружу. Двоих охотник прикончил быстро, а последнего догнал только у пожарного щита. С налету Кобылин пробил по нему, как по футбольному мячу, и паук с размаху хлопнулся о стену, сполз по ней и зашевелил лапками. Алексей прикончил его острым концом лома и с отвращением отшвырнул обратно на площадку.

Прихрамывая и ощущая странную слабость в груди, Кобылин вернулся обратно к лестнице и заглянул в темноту. Черный ряд ступеней, усеянных телами пауков, уходил вниз, во тьму. Неужели все закончилось? Нет. Осталось еще одно дело. Надо проверить. Все проверить и лично убедиться в том, что дело сделано. Чертова тварь должна подыхать где-то там, внизу, в темноте. Надо спуститься и прикончить ее. Только тогда… Только тогда стрела вонзится в цель.

Кобылин оглянулся, вернулся к двери в коридор и быстрым взглядом окинул стол, мертвого охранника, пожарный щит. Что тут может сойти за фонарик? Или за факел? Нельзя соваться в чертову темноту наугад. Но это надо сделать, черт возьми. Прямо сейчас. Пока еще есть силы, пока он стоит на ногах и хоть как-то дышит. Надо вернуться к ступенькам. Прямо сейчас.

Заслышав шум, Кобылин обернулся и только успел вскинуть руки – из темноты ему в лицо летело что-то огромное… И, как оказалось, мягкое.

Чей-то труп с размаха врезался в Кобылина и смел его с площадки, как шар для боулинга сметает одинокую кеглю. Алексея отбросило назад, протащило по бетонной площадке до самых перил, ограждавших площадку, и прижало к ним. Сверху на него навалился безголовый труп огромного тролля, тяжеленного, как бетонная плита.

Завопив от ярости, Кобылин приподнялся на локте, но увидел лишь расплывчатый темный силуэт, метнувшийся от ступенек к распахнутой двери. Алексей судорожно выдрал из кармана «макаров», вскинул его и выстрелил в спину убегающей твари.

Первая пуля царапнула монстра по плечу, но не остановила – он прыжком вылетел в коридор, и вторая пуля ударила ему в спину, между лопаток, но лишь подтолкнула вперед, заставив двигаться быстрее. Третьего выстрела не получилось – затвор отошел назад и застыл, – кончились патроны. Черный силуэт монстра мелькнул под лампами и исчез за поворотом коридора.

С ревом Кобылин отшвырнул пистолет, выпустил лом, уперся в покойного тролля обеими руками и свалил его с себя, словно бревно. Приподнявшись, он забился, пытаясь вытащить из-под мертвого тела придавленную ногу, толкнул тролля еще раз и замер. Потом выдернул ногу, встал на колени и принялся обшаривать труп.