При этом советская Россия не торопилась принять своих граждан, как это следует из письма одного из берлинских корреспондентов Гольденвейзера: «Я получил предписание покинуть пределы Германии… Я стал хлопотать о визах во Францию, Бельгию или Латвию. Но, как Вам известно, получить визу нам, лишенным подданства, дело нелегкое. Вернуться в Россию я тоже не могу, ибо советская Россия категорически отклоняет подобные ходатайства беженцев. Ни в одном из европейских государств у меня нет связей»691Нежелающие покинуть Германию теряли советское и польское гражданство, оказываясь под угрозой заключения в концентрационный лагерь, что мы увидим из нижеследующих писем из Берлина, датированных 1938 г. Предвоенная депортация евреев-иностранцев из Германии не стала массовой, но ужасом репрессий отразилась на судьбах высланных 17 тыс. польских евреев и 500 советских поданных. По-разному вели себя и консулы США в разных городах, ужесточая требования к паспортам и всевозможным гарантиям от родственников просителя въездных виз. Общеизвестно, что среди американских консулов в разных странах были как содействующие, так и препятствующие выезду в США. Правила менялись с ростом числа желающих эмигрировать. Так, к 1940 г., кроме получения аффидевита от родственников, требовалось еще и внесение суммы на специальный депозит в американском банке. Гольденвейзер сообщал Эрне С. Вольфсон, приятельнице по киевской юности: «Какая сумма в точности нужна, я не знаю, это зависит от фантазии консула. Думаю, что достаточно 6000–8000 долларов» 692Такой суммой располагали лишь очень немногие эмигранты.

В мае 1938 г. Я. Л. Тейтель из Ниццы пишет А. А. Гольденвейзеру в США: «Позорно, что и Европа, и Америка дрожат при одном упоминании о Гителере. Теперь евреи бегут из Праги. Я получаю море писем с прошениями о визах. Настроение у меня подавленное»693.

В многочисленных письмах-просьбах о помощи из Германии в США на имя А. А. Гольденвейзера русские евреи описывают трагическое положение в Берлине:

«Сейчас мы лишились всего. Нам нужны деньги на жизнь, на адвоката, а откуда взять. Нас выселяют, и кто знает, что будет с нами завтра...»694А. А. Гольденвейзер, по-прежнему находясь в весьма затруднительном положении безработного беженца, ведет переписку с немецкими и голландскими адвокатами, коллегами по общественной работе в Берлине, пытаясь наладить контакты с еврейскими и эмигрантскими организациями в США. Он устанавливает контакт с Национальным координационным комитетом по делам беженцев из Германии в США (National Coordinating Committee for Aid to Refuges and Emigrant from Germany), в состав правления которого входил Макс Варбург (Max Warburg), который всегда приходил на помощь Союзу русских евреев в Берлине. В июле 1938 г. Гольденвейзер начинает кропотливое дело помощи еврейским ученым и студентам в поиске преподавательских мест и обучения в Америке695Он понимает, что в тех случаях, когда трудно получить аффидевит, надо попытаться договориться с университетами о приглашении отдельных ученых. Именно так происходит в случае с известным социологом Г. Д. Гурвичем, приезд которого в США финансировал Фонд Рокфеллера. Но единичные подвижки не спасают общей печальной картины с положением еврейских беженцев в Европе.

Одним из корреспондентов Алексея Гольденвейзера по вопросам эмиграции был и писатель Владимир Набоков. Летом 1938 года он зарабатывал себе на жизнь уроками игры в теннис на кортах французской Ментоны и раздумывал о переезде за океан: «По-прежнему нас тянет в Америку, куда въезд между тем становится все труднее. По-прежнему нет денег и не знаю, где их взять. По-прежнему великолепна Ривьера, и вполне мерзостны газеты»696Гольденвейзер в письме к Набокову от 28 июля 1938 г. приводит пример немецкого писателя-эмигранта Томаса Манна, который, не будучи профессором, получил кафедру в Принстоне, и по-дружески советует будущему нобелевскому лауреату: «Вам нужно было найти кого-нибудь, кто бы Вас «привез», прорекламировал и устроил Вам несколько чтений в Нью-Йорке. Советую Вам ездить почаще в Монте-Карло и заводить знакомства с американцами, которым везет… Люди с готовыми европейскими репутациями очень здесь ценятся»697Только в мае 1940 года семья Набоковых – Владимир, Вера и их сын Дмитрий – смогла отправиться в Нью-Йорк, получив от Якова Фрумкина, еще недавно консультанта Берлинской общины по эмиграции, льготные билеты на последний корабль из Франции, зафрахтованный еврейской благотворительной организацией HIAS698.

Тот же Фрумкин в июне 1938 года сообщил Гольденвейзеру:«О работе в Берлине ничего особенно страшного сказать не могу. Очень много времени и нервов уходит на попечение о высылаемых… Подчас, кривя душой, успокаиваем людей и стараемся внушить им бодрость… все более энергичные, предприимчивые способные молодые в период времени между 1924 и 1938 гг. Германию покинули… В столовой обедает масса – 100 человек. Колония редеет с каждым днем. Работают Лурье и Виттенберг. Немного Прейсман»699В середине лета 1938 года известный юрист и общественный деятель, близкий друг Тейтеля, Оскар Грузенберг сообщил Гольденвейзеру из Ниццы: «В последнее время вид его пугает меня. Вчера Яков Львович уехал в Эвиан. Я уговаривал его не покидать своего дома, там все ухаживают за ним любовно и умело. Однако уговоры мои были безуспешны: тянет его на общественный конгресс и из-за этого он проведет лето в Эвиане».

А неделей ранее он же отправил Гольденвейзеру письмо, которое мог написать только умудренный жизнью человек, не лишенный дара предвидения: «…Вопреки Вашему увлечению к маловерию, я не сомневаюсь в победе союзников, может быть, что не хочу сомневаться. Лучше гибель, чем рабство! Немцы должны быть разбиты и будут разбиты. Если допустить на минуту, что Ваше мрачное предвестие оправдается, то все же война эта справедливая и честная, пусть для этого погибнет Европа, но нельзя безропотно идти на рабство. Я думаю теперь лишь о том, как Германия будет расколочена на мелкие княжества, помеж которых будут поселены комбатанты для строгого надзора за этими арестантами...»700.