Вопрос был хороший, но вряд ли я могла сейчас дать на него вразумительный ответ. Не в том я была настроении. Вместо этого я продолжала ругать Эрика на чем свет стоит за то, что он предложил Ричарду нечестный выбор. Я не понимала, что, предпочтя мне картину, Ричард проявил все то же безразличие ко мне, какое он проявлял, переключая телевизор на футбольный матч в то время, как я хотела посмотреть балет. Он всегда мог поступать так, как ему хотелось. Он знал, что я не буду поднимать шум. Я даже допустила, что он решил, что сейчас возьмет картину, а за мной придет позже, когда я разведусь, оттяпав себе большой кусок состояния Эрика и половину этого дворца в Малибу.

Но в тот день я убедила себя в том, что это еще не конец. Я сказала себе: Ричард взял картину, но это только часть нашего плана побега. Вот я сижу и плачу, а он сейчас везет «Мюриель» на аукцион, где ее оценят и продадут. Он положит деньги на наш общий счет, и на них мы потом заживем вместе.

– Иди отдохни, – сказал Эрик. – Как-никак у нас завтра свадьба.

Дом стали украшать к свадьбе. Работа шла с размахом, так что сразу становилось понятно, что это мероприятие запомнится приглашенным надолго. Целая бригада садовников занялась фигурной стрижкой садовых кустов, превращая их везде, где только возможно, в зеленые сердечки. Эльспет предложила подкрасить воду в фонтане в розовый цвет. Ей казалось, это создало бы неповторимую атмосферу и было бы очень элегантно – фонтан гармонировал бы с тонами такого же цвета роз, ленточек и гирлянд. Они были повсюду, висели на всем, что только могло выдержать груду тряпок и бумаги, не опрокинувшись на гостей. По поводу подкрашенной воды в бассейне я заметила, что вряд ли это будет так уж романтично. Скорее, гости решат, что накануне здесь кого-то зарезали и сбросили в воду.

Решено было привести в парадный вид даже Пикассо, который, с моей точки зрения, и без того был нарядным. Садовник, которому поручили отловить своевольную птицу, искупать ее и почистить перышки, сообщил своему начальнику, что подаст на хозяев дома в суд за телесные повреждения, которые нанес ему павлин. Пикассо, видимо, решил таким образом выразить свое несогласие с мнением посторонних о том, что такое красота и как ее надо добиваться.

Бригада поваров и официантов оккупировала кухню. Кроме того, в глубину сада загнали здоровенный фургон, из которого в любой момент, как по мановению волшебной палочки, извлекались груды изысканных бутербродов-канапе, похожих на фарфоровые безделушки, которые серийно выпускал когда-то завод в Веджвуде.

Потерпев сокрушительное поражение с идеей кровавого фонтана, Эльспет не сдалась и совершила обходной маневр. Она потребовала, чтобы всю гладь фонтана, а заодно и бассейна, засыпали лепестками роз. Кроме того, розовые лепестки должны были устилать дорожку от дома к алтарю.

Это было та-ак романтично!

Между тем сердце мое обливалось кровью. Я повсюду носила с собой и ни на секунду не выпускала из рук письмо Ричарда. Словно это была весточка от солдата с передовой, отправленная перед битвой на Сомме. Часто перечитывать письмо мне не удавалось. Эльспет то ли почуяла неладное, то ли просто решила провести весь этот день бок о бок со мной. Пожалуй, ближе мы оказались бы, только если родились бы сиамскими близнецами. Тем не менее в редкие мгновения одиночества я опять перечитывала письмо, раз за разом пытаясь найти в этих строчках хоть что-то, за что можно было бы зацепиться и не чувствовать себя такой несчастной.

Нет, думала я, не может же он допустить этого. Ричард не может позволить мне выйти замуж за другого. И раньше бы не позволил, а уж после того, что произошло с нами вчера, – и вовсе. Ведь в нашей близости действительно было что-то особое, почти неземное. Мне не составило труда убедить себя в том, что мы с Ричардом были вместе в течение как минимум десятка прошлых жизней. Следовательно, теперь просто обязаны воссоединиться вновь, чтобы не вызвать гнев небес.

Эльспет явно чувствовала, что мне не по себе, но, конечно же, поняла все неправильно, я бы даже сказала – с точностью до наоборот.

– День накануне свадьбы – всегда тяжелое время для девушки. – Она похлопала меня по руке. – Ты наверняка волнуешься и переживаешь, удастся ли тебе оправдать ожидания мужа. Да, ты нервничаешь, это нормально, но – уверяю тебя! – поводов для беспокойства нет. – Она наклонилась поближе и прошептала мне на ухо: – Уж поверь моему опыту. В этой стороне супружеской жизни нет ничего безобразного. Это не так противно, как ты, наверное, думаешь.

Какое такое «это»? Про какие еще нервы и безобразия Эльспет мне толкует? Уж не решила ли она, что я еще девственница?

– Кроме того, тебе, конечно, грустно, что рядом нет твоей матери, – продолжала Эльспет. – Поверь, мне тоже очень жаль, что она пропустит и церемонию, и такой замечательный банкет. Я уверена, все будет очень весело. Но ты не переживай, мама мысленно с тобой, она наверняка думает о тебе каждую минуту.

Ну да, разбежалась. Скорее всего мама сидит сейчас с отцом в ближайшем муниципальном клубе и беседует с Колином и Салли. Если они и вспомнят обо мне, так только для того, чтобы в очередной раз прикинуть: когда я наконец перестану строить из себя бог знает что и вернусь домой, чтобы жить как все нормальные люди.

«Как ты думаешь, – словно невзначай спросит мама у Колина, – получит она приглашение на пробы?» – «Что-то я сомневаюсь, – ответит ей Колин. – Я вообще думаю, что хватит Лизе быть на побегушках в кафе. Возвращалась бы лучше домой и устраивалась на нормальную работу».

Даже в самом безумном и кошмарном сне им не привиделось бы то, что происходило со мной на самом деле: не пройдет и суток, как я стану женой человека с многомиллионным состоянием.

Эрик решил обсудить со мной вопрос развода. Он пригласил меня в свой кабинет и дал подписать два экземпляра брачного контракта. Я согласилась на то, что после расторжения брака не буду претендовать ни на что, кроме своего гардероба.

– Сама понимаешь, мне женские шмотки ни к чему и вряд ли они кому-то тут пригодятся.

– Ну и когда разводиться будем?

– Как только маму похороним.

Помолчав, Эрик изобразил на лице подобие дружеской улыбки и сказал:

– Ты не переживай, я все помню. Роль в «Воскресении» за тобой.

– Главная женская роль, – напомнила я.

– Ну да, само собой. Придет время, и мы с тобой еще поговорим об этом.

Я позвонила Брэнди в больницу.

– Она на консультации у доктора Уолкера, – важным голосом, словно она – директор клиники, сообщила мне дежурная сестра.

– Насколько я знаю, он в отпуске.

– Он приехал специально по просьбе пациентки.

– У нее все в порядке? – встревожилась я.

– На такие вопросы мы отвечаем по телефону только ближайшим родственникам.

* * *

Ночь окутала сад, полностью готовый к свадебной церемонии. Дом погрузился в сон.