знать, когда лучше уйти, и мое время пришло. Я вынужден, если можно так выразиться, поэтапно вывести себя из эксплуатации. Подобное обычно говорят об угольных шахтах, но в моей ситуации лучше и не скажешь. В моем возрасте не следует перетруждаться каждый день. Я больше не вижу в этом смысла. Итак, Лина, пусть это произойдет завтра. Начиная с завтрашнего дня запись в очередь на операцию приостанавливается. Не нужно ничего объяснять, просто скажем, что пока даты новых операций мы не назначаем. Поток клиентов иссякнет сам собой.

Ну вот. Сказано – сделано. Хуже мне не стало. Что я буду делать, когда перестану работать? Я еще жив и в здравом уме. В мои планы не входит переезд в Гастингс или Истборн, где можно до конца своих дней сидеть на пляже, пока я не рухну замертво на песок. Нет. У меня есть пара личных проектов, так что будет чем заняться. Они – результат долгих лет тяжелой работы, и я не уделял им достаточного внимания. А оно им требуется. Так что без работы я не останусь. Лина тоже принимала участие в этих проектах, так что она по-прежнему будет моей ассистенткой. Ее помощь более чем бесценна.

Нордхэген замолчал, чтобы перевести дыхание, улыбнулся Лине и сделал глоток коньяка. Его сигара потухла.

– Теперь вернемся к вам, Том, – продолжил он. – Не хочу показаться невежливым, но скоро вам придется принять решение, мой мальчик. Время вашего пребывания в Лондоне ограничено, как вы мне несколько раз говорили. Таким образом, у вас есть три варианта. Первый – попрощаться с Линой и вернуться в Америку. Второй – убедить ее поехать в Америку с вами. Третий – остаться с ней в Лондоне.

Можете выбрать первый, если думаете, что в силах и хотите расстаться с Линой. Это дело касается только вас двоих, так что не буду вмешиваться. Что касается второго варианта, мне известно, что этого не будет, так как у Лины есть обязательства здесь. Остается третий вариант. Если вы захотите остаться в Лондоне, Том, я могу вам помочь. У меня есть для вас работа. Мне тяжело справиться со всем, даже с помощью Лины. Поэтому, если хотите, можете к нам присоединиться. Конечно, за приличную плату. К тому же вы сможете видеться с Линой. Каждый день.

Мне понравились его последние слова, в том числе из-за их прямоты. Но у меня оставались вопросы и сомнения.

– Не хочу показаться неблагодарным, – сказал я, – но я не до конца вас понимаю. У меня медицинское образование, но у меня нет права заниматься врачебной практикой в этой стране. А еще я абсолютно ничего не знаю о вашей специализации. Мой опыт в хирургии весьма ограничен.

Нордхэген рассмеялся:

– Мой дорогой мальчик, я не прошу вас заменить меня в клинике. Это никому не под силу. Нет, с клиникой покончено, как и должно быть. Да и не нужно вам никакое разрешение на работу в этой стране. Мои проекты, по сути своей, приватные и абсолютно секретные. Для иммиграционных властей вы будете состоятельным человеком, наслаждающимся жизнью в Лондоне. Сумма на вашем банковском счете их удовлетворит, и вам без проблем продлят визу.

Я хотел его перебить, но он остановил меня жестом руки.

– Я вас понимаю, – продолжил Нордхэген. – Редко кому предлагают работу, не объясняя, в чем она будет заключаться. Однако у меня нет выбора. Могу сказать лишь, что я не сомневаюсь в том, что вы справитесь. Я же, в свою очередь, научу вас всему, что вам необходимо знать.

Детали не имеют значения, важен ваш ответ на главный вопрос, поэтому обдумайте его. Если согласитесь, то ваша жизнь изменится. Взвесьте все «за» и «против». Я лишь открываю перед вами дверь. Войти ли в нее – решать вам.

Но примите во внимание следующее, Том. Мы встречались всего несколько раз. Нам известно кое-что друг о друге, но по большей части мы – незнакомцы. Так что это многое говорит о нас – о вас, обо мне, а более всего – о Лине и моем доверии к ней. Если бы не она, я бы не сделал вам такое предложение. Но я думаю, что не ошибся, поэтому мое приглашене в силе. Обдумайте его столько, сколько нужно, и когда будете готовы, приходите ко мне, и мы все обговорим.

Нордхэген откинулся на спинку стула, подавил отрыжку, закурил сигару и налил себе еще одну щедрую порцию коньяка.

– Можно задать вам вопрос?

– Я могу на него не ответить, – весело отозвался Нордхэген, – но давайте, задавайте.

– Этот клуб, «Фезерс», – один из ваших особых проектов?

Нордхэген с Линой рассмеялись, я тоже к ним присоединился. После всего сказанного Нордхэгеном мой вопрос казался весьма забавным.

– Могу кое-что рассказать вам о «Фезерс». Я не инвестор и не совладелец. Я, как говорится, постоянный почетный член. «Фезерс», вернее, возможность пользоваться его благами – подарок одного благодарного нефтяника. Кстати, вашего соотечественника, из Оклахомы. Не вдаваясь в детали, которые слишком неприятны, скажу лишь, что я буквально восстановил ему один важный орган, улучшив его технические характеристики. Помочь ему пытались несколько других хирургов, но безрезультатно. Поэтому его благодарность не знала границ. Я взял с него миллион долларов наличными, но он решил, что этой суммы недостаточно, поэтому предоставил мне полный карт-бланш здесь. Конечно, он распространяется и на моих гостей.

Нордхэген хвастался как вышедший в тираж бейсболист, и я заметил, что он уже опьянел, поэтому решил попытать удачу.

– Но там, внизу, вы предложили мне девушку в качестве подарка, словно вы могли полностью ею распоряжаться.

Нордхэген кивнул и улыбнулся.

– Да, – сказал он. – Я действительно это сделал. Здесь, прямо в сердце Лондона. Можете себе такое представить?

Пришлось оставить эту тему. Я почувствовал, что Нордхэген так и будет увиливать. Через несколько минут я поблагодарил его за ужин и предложение о работе, и мы с Линой направились к выходу. Нордхэген проводил нас до двери и потом вернулся в «Фезерс».

Позже, когда мы с Линой были в ее спальне на втором этаже, мои мысли витали где-то еще. Я получил то, что хотел, но не мог в это поверить. Более того, мне было как-то не по себе.

Лина потерла мне спину.

– Боже, как ты напряжен, – сказала она. – Ложись.

Она сняла туфли и чулки, встала ко мне на спину голыми ногами и принялась по ней ходить. Потрясающее ощущение. Я почувствовал, как мой позвоночник расслабился по всей длине. Потом она села рядом со мной, и я приподнялся