А деньги Бертона позволяли им жить лучше, чем прежде. Теперь он мог позволить себе вызвать к Лиззи врача и купить нужное лекарство. Дэви следил за тем, как на щеки дочери возвращается румянец, как наливаются ее руки и ноги, похожие на спички, и это было его единственной радостью.

Жена Сара никогда не спрашивала, как он потерял ухо и откуда взялось неожиданно свалившееся на них богатство. Просто с благодарностью принимала премии, которые он приносил каждую неделю. Теперь по вечерам все члены семьи могли есть мясо. У детей было теплое нижнее белье и крепкие ботинки. Она хотела купить себе новый жакет и юбку, но муж не разрешил. Хотела снять жилье получше, но Дэви не позволил и этого. Когда Сара начала возражать, О’Нил велел ей делать что приказано и не задавать вопросов; у него есть на то свои причины.

Однажды она, по горло сытая прижимистостью мужа, купила себе новую шляпку, хорошенькое соломенное канотье с красными вишенками. Когда Сара пришла в ней домой, довольная и гордая тем, что единственный раз в жизни стала обладательницей совершенно новой вещи, Дэви сорвал с нее шляпку и бросил в огонь. А потом ударил так сильно, что сбил с ног. Раньше он ее не бил. Никогда. От ее плача Дэви стало не по себе, но он предупредил, что, если жена еще раз ослушается его, ей достанется куда сильнее.

Докеры не дураки. Если чья-то жена вдруг начинает щеголять в модной шляпке, а у детей появляется новая одежда, они это замечают и делают выводы. Хотя Тиллет и другие профсоюзные лидеры категорически запрещали насилие, рядовые члены тред-юниона четвертовали бы шпиона с наслаждением.

После этого Сара не покупала себе ничего нового. И не улыбалась. Отворачивалась от Дэви, когда он ложился в постель, а когда смотрела на мужа, ее взгляд оставался холодным. Однажды он подслушал, как жена говорила своей матери, что деньги, которые тайком приносит домой муж, наверняка ворованные, и подумал: «Ох, Сара, если бы…»

Бертон вынул руку из кармана и хрустнул пальцами.

— Каково их точное количество? Что они держат в арсенале?

— Сказать точно невозможно, — пытался блефовать Дэви.

— Попытайтесь, мистер О’Нил, попытайтесь. Иначе мой коллега наведается к вам на квартиру и свернет вашей дочери шею как котенку.

И Дэви, которого тошнило от собственной беспомощности, заговорил.

— В тред-юнионе работников чайной промышленности около восьмисот членов, — сказал он.

— А сколько денег?

— Кот наплакал.

Шихан засмеялся и сказал Бертону, что волноваться не из-за чего. Но потом Дэви сообщил, что в тред-юнионе портовых грузчиков пять тысяч человек, а в кассе лежат три тысячи фунтов. И что они договорились с речниками о взаимопомощи.

Если докеры уйдут с Темзы, портовые сделают то же самое. А за ними последуют матросы лихтеров[47] и лодочники. Услышав это, Бертон поднял бровь, но Шихан только махнул рукой.

— Чем дальше, тем смешнее, — сказал он. — Они подохнут с голоду. На три тысячи фунтов долго не протянешь. Даже если эти типы начнут стачку, то через день-другой приползут к нам на коленях. Как только увидят, что пиво пить не на что.

— Надеюсь, вы правы, мистер Шихан, — негромко сказал Бертон. Его зловеще спокойный тон нервировал Дэви. — Но я не могу допустить стачку. Особенно сейчас. Мое финансовое положение очень ненадежно.

— Никакой стачки не будет, — ответил Шихан. — Шеф, вы волнуетесь из-за пустяков. Как в случае с этой девчонкой Финнеган. Я говорил, что она исчезнет, и оказался прав. Скорее всего, она мертва.

Бертон полез во внутренний карман и протянул Дэви конверт. На несколько секунд их взгляды встретились, и О’Нил подумал, что глаза у Бертона равнодушные и бесстрастные, как у акулы. Это должно было успокаивать Дэви, но не успокаивало. Если бы ему пришлось выбирать между гневом и той зияющей черной пустотой, которую О’Нил видел сейчас, он предпочел бы гнев. Пустота была бездонная и жуткая.

— Под нами речные крысы. Я слышу, как они скребутся, — сказал Бертон.

Но Дэви ничего не слышал.

— Я… прошу прощения, сэр, не понял.

— Когда крысы голодны, они едят все подряд. Даже человеческую плоть. Вы знали это?

— Н-нет, сэр, не знал.

— Ступайте домой, О’Нил, — сказал шеф. — Ступайте домой и берегитесь крыс. — Потом он повернулся и пошел к краю причала.

Сбитый с толку Дэви посмотрел на Шихана, но тот только пожал плечами. Пора было уходить. Как обычно, О’Нил прошел через темный склад. Сначала он двигался медленно, но потом поддался панике и перешел на бег. Однажды он споткнулся, но сумел сохранить равновесие. Добежав до двери, он оглянулся. Дэви был уверен, что Бертон стоит за спиной, сверля его страшными черными глазами и подняв руку с ножом. Он пулей выскочил на улицу и помчался по Хай-стрит, испуганный сильнее, чем в ту ночь, когда Бертон отрезал ему ухо. Большего страха О’Нил не испытывал ни разу в жизни.

— Утеночек, подержи их вверху еще секунду, пока я надену на тебя эту штуку. Еще секундочку… готово! — сказала Мэри, продев руки Ника в рукава чистой пижамной куртки. Потом она пропустила голову Сомса в ворот, застегнула пуговицы и снова уложила его на подушки. — Все прошло отлично! На прошлой неделе это было тебе не по силам. Мне приходилось самой держать тебе руки.

— Через неделю я пробегу дистанцию в сто ярдов, — с улыбкой ответил Ник. — Погодите, сами увидите.

— В этом я сомневаюсь, но ты действительно пошел на поправку. Цвет лица улучшился, и сил прибавилось. Осталось только нарастить мясо на кости… А теперь займемся твоей нижней частью. — Мэри сняла с Ника пижамные штаны, окунула губку в теплую воду и стала его мыть.

Когда Мэри мыла его в первый раз, Ник был в ужасе. Никто не делал этого, кроме бабушки Аллен, но тогда он был ребенком. Он протестовал, говорил, что сам может принять ванну, однако Мэри не обращала на его слова никакого внимания. Она вытряхнула его из одежды и подтрунивала над Ником, пока он не преодолел стыдливость.

— Знаешь, я все это уже видела, — сказала она. — У мистера Мунро, упокой Господь его душу, был неплохой аппарат. Иначе откуда бы взялся Айен?

Ник невольно рассмеялся:

— Мэри, мой аппарат вас разочарует. Где уж мне тягаться с шотландцами? Они — ребята здоровые.

— Тут ты прав, малыш, — сладострастно вздохнув, ответила Мэри, чем насмешила его еще больше.

Когда Мэри снова окунула губку в тазик, Ник посмотрел на тумбочку. Там стояла ваза с розами, подарком Алека, лежали книга стихов Уолта Уитмена от Ната с Мадди и автопортрет, нарисованный Сими. Их доброта просто изумляла. Сомс чувствовал, как руки Мэри разминали его лодыжки и голени. Это нужно для улучшения кровообращения, объясняла она. Мать Ника никогда этого не делала.