— Если вы ещё раз спросите меня об этом, Джарвис, я вас, скорее всего, убью, — вздохнул Гурьев.

— Я понял, сэр. Обещаю вам, сэр, у вас не будет ни малейших поводов для беспокойства.

— Не сердитесь, Джарвис.

— Я постараюсь, сэр, — камердинер улыбнулся. Кажется, я впервые вижу его улыбку, подумал Гурьев. Хорошо. Это радует.

Переезд в поместье прошёл без приключений. Гурьев ни на мгновение не выпускал Рэйчел из рук, — акупунктура, массаж, разминки, растяжки, массаж, снова иголки. Иногда ей было больно. Иногда – так больно, что Рэйчел кричала. Через четыре дня он заставил её встать. И ходить. Он почти нёс её при этом, но… На шестой день после падения она уже сделала несколько самостоятельных шагов. Тэдди с благоговением и восторгом взирал на чудеса, которые творил Гурьев с Рэйчел. Уж теперь-то Тэдди был точно уверен, что всё будет хорошо. Бедняжка, думала Рэйчел. А со мной… Что же со мной? Он ведь вытащил меня. И Тэдди. Боже мой, Джейк, какие у тебя руки…

Я вытерплю, Джейк, думала Рэйчел. Я всё-всё вытерплю, только не уходи, пожалуйста, не уходи…

Он уходил. Разумеется, он уходил. Вокруг кипела какая-то новая жизнь – появились строители, как на дрожжах, росла вокруг дома ограда, возводились ещё какие-то постройки и флигели. Рэйчел не спрашивала Гурьева ни о чём. Только бы он не ушёл, Господи, думала Рэйчел. Я встану. Ещё немножечко, Джейк, совсем немножечко, — и я по-настоящему встану. И ты научишь меня любить тебя, Джейк, — так, как тебе нравится, так, как хочется тебе, Джейк…

Она поправлялась гораздо быстрее, чем от неё ожидали. Теперь, когда вечно изматывавшая Рэйчел тревога за брата стушевалась, отступила, теперь, когда у неё появилось намного больше времени для анализа и раздумий, она сумела увидеть, как резко и красиво изменился мальчик. Он по-прежнему проводил с Гурьевым едва ли не всё время, свободное от занятий учёбой, но теперь это не было просто игрой. Теперь Тэдди подолгу пропадал в кузнице и в гимнастическом зале, и во взгляде у мальчика появилось нечто, неуловимо роднившее его с мужчиной, без которого Рэйчел уже совершенно не представляла себе не только будущего – вообще ничего.

Днём, когда Гурьева не было рядом, до неё доносилось множество новых звуков – грохот железа о наковальню, строительный шум, гудки разъезжающихся автомобилей. Новые запахи тревожили её чуткое обоняние, ещё более обострившееся то ли в связи с недомоганием, то ли по какой-то другой причине. Пахло дымом и железной окалиной, машинным маслом, лошадиным потом, влажной землёй, выделанной кожей, резиной, краской и кирпичным раствором, сосновой стружкой, разогретой солнцем черепицей, — пахло нестерпимо маняще, пахло жизнью, которая, похоже, вовсе не собиралась заканчиваться и торопила Рэйчел, вынуждая её спешить изо всех сил, заставляя войти в свой стремительный, яркий поток.

Рэйчел много спала, и ей снились странные сны. Не пугающие, а именно – странные. Ничего, похожего на кошмар, но… В этих снах, удивительно подробных, ослепительно ярких, полных не только красок, но звуков и, что совсем уже невообразимо, запахов, она существовала далеко от Лондона среди людей, которых – она могла за это ручаться – не видела ни разу в жизни. Незнакомые, сказочно красивые, величественные пейзажи, небеса с такими высокими облаками, каких не бывает в небе родной Британии, покрытые лесом невысокие горы с круглыми вершинами, степь, которой не видно ни конца, ни края… И, что ещё удивительнее, в этих снах присутствовал Джейк. Яков Гурьев. Совсем юный, значительно моложе нынешнего, одетый в незнакомого покроя мундир с диковинными широкими погонами, иногда – верхом, на роскошном, небывалой стати огромном жеребце. И люди в похожих мундирах вокруг, много людей, мужчин, целое войско… Рэйчел хорошо помнила все эти сны, когда просыпалась, и терялась в догадках, что же это означает. Но спрашивать Гурьева пока не решалась. Чувствовала – ещё не время.

Вот только по-русски ей сделалось как-то совсем просто разговаривать. Вдруг – скачком, мгновенно.

* * *

Первым визитёром после переезда в поместье оказался Брукс. Он был в таком состоянии, что, введя его в дом, Осоргин посмотрел на Гурьева и осуждающе нахмурился. Он считал, что стоило предупредить Брукса заранее, но… главнокомандующему виднее. Получившая уведомление Джарвиса о прибытии гостя, в гостиной появилась и Рэйчел. Увидев зелёного, трясущегося Брукса, она всплеснула руками:

— Боже мой, Оскар. Что с вами?! Джарвис! Подайте же ему воды!

Брукс переводил ошалелый взгляд с Рэйчел на Гурьева:

— Но… В газетах написано, что…

— Завтра в газетах напишут, что я лопаю на завтрак финансовых советников – с маслом и гречневой кашей, — вмешался Гурьев. — Что же, вы и этому поверите?!

— О, да, мистер Гур, — Брукс осторожно высвободился из братских объятий кавторанга и чопорно поклонился с самой ядовитой улыбкой, которую Гурьеву доводилось видеть. Нормальный цвет лица почти вернулся к нему. — Этому я поверю мгновенно и без малейших раздумий.

Брукс выпрямился, и Гурьев увидел перед собой прежнего Оскара. Зрелище это несказанно его обрадовало, и потому он, усмехнувшись, проговорил:

— Ладно, Оскар, хватит потакать вашим детским страхам – как видите, я выполняю свою часть соглашения. А вы – сделайте одолжение, выполняйте свою. Если же вы по поводу каждой неприятности, поджидающей нас за каждым поворотом, будете так раскисать и распускаться – я найду себе помощника с более крепкими нервами. Вы нигде не напортачили?

— Нет. Я не умею, как вы это называете, «портачить», Джейк.

— Чудно. Кстати, как называется то, чем мы занимаемся?

— Недружественное поглощение, Джейк. Я бы назвал это именно так.

— Отличная мысль, Оскар. Вы – настоящий талант. И, по-моему, нам необходимо побеспокоиться о том, чтобы газеты продолжали распевать свои похоронные гимны. Займитесь этим вплотную.

Тэдди с восторгом посмотрел на Гурьева. Каждый день и час подтверждалось: Джейк может абсолютно и решительно всё – даже командовать репортёрами и определять, что можно писать в газетах и что нельзя.

— Хорошо, Джейк. Я сейчас же займусь этим по возвращении в Лондон.

— И не звоните мне – если что-то важное произойдёт, что потребует немедленного вмешательства, позовите беркута.

— Х-хорошо. Только…

— Что?!

— В газетах уже писали о появлении в окрестностях Лондона гигантского орла-людоеда…

— Идиоты, — усмехнулся Гурьев, а Тэдди прыснул и захлопал в ладоши. — Совершенно точно нам придётся купить какой-нибудь жёлтый, как прошлогодняя листва, таблоид, чтобы пускать встречные и отвлекающие слухи.

— У меня есть несколько на примете.

— Изложите ваши соображения на этот счёт, Оскар. Прекрасная идея. А теперь идите к чёрту и делайте, что вам велено!

— Никуда мистер Брукс не пойдёт, — решительно распорядилась Рэйчел. — Сейчас мы все будем обедать, и Оскар останется с нами. А потом… Что это ещё за недружественное поглощение? Кого это вы собрались поглощать?!