– А меня зовут Сахар, – подхватил игру второй. – И вместо пальцев у меня леденцы. Не хочешь пососать?

Господин F мокро улыбнулся. Происходящее становилось забавным.

– Не хочу, – ответил Голод, глядя на протянутую ему давно не мытую длиннопалую ладонь. – А вот ты хочешь. И не только пососать, но и погрызть.

После этих слов любой человек, издав голодное урчание, впился бы зубами в собственные пальцы. Даже чернорубашечный, в котором Господин F, приглядевшись, опознал Медведя Вигго, уставился на руки напарника с нехорошим вожделением. Тот, однако, и в ус не дул. Вместо того чтобы начать пожирать свою плоть, незнакомец ответил хозяину замка зубастой ухмылкой. На какое-то мгновение образ невысокого сутулого человека расплылся, пошел рябью, и Господин F с ужасом уставился на гребенчатоспинного варана. Варан был размером с паромобиль. Кривые лапы с убийственными когтями скребли каменный пол кухни. Длинная узкая пасть источала яд, а черные глаза горели неистовой злобой.

Вскрикнув, F отшатнулся. Видение сгинуло, как не бывало, но у человека, сидящего на столе, глаза горели такой же черной яростью, как у огромного варана.

– К-кто ты такой? – проблеял толстяк, отступая к заставленной кастрюлями плите.

Черноглазый соскочил со стола и, в два шага очутившись у двери, опустил массивную задвижку. А затем обернулся к F.

– Я – Месть, – процедил он. – Я – Отмщение, Скорое и Справедливое. И сейчас ты заплатишь за свои грехи. Сейчас ты умрешь.

Микаэль распахнул рот – пасть шириной с амбарную дверь – и пронзительно завизжал.

Вигго, свалившись со стола, скорчился на полу и прикрыл ладонями уши. Из-под пальцев потекла кровь. R отшвырнуло к стене. Лампочка под потолком взорвалась, осыпав всех в комнате мелкой стеклянной крошкой. Внезапно визг оборвался. Стало тихо и очень-очень темно. В навалившейся душной тишине что-то прошуршало, прогремело, ойкнуло пару раз и затихло.

Некоторое время спустя во мраке чиркнула спичка. Вспыхнувший огонек осветил худое лицо Иенса – или, точнее, изъеденное внутренним жаром лицо R.

R поднял спичку повыше. Свет заметался по каменной плитке пола, где неподвижно лежал Вигго, блеснул на осколках стекла и заиграл на влажных стенках большущей кастрюли. Той самой кастрюли, из которой революционеры выбрались полчаса назад. Шагнув к ней, R заглянул в темноту тоннеля, но оттуда на него уставился лишь мрак. Из глубины гладкостенной трубы пахнуло холодом. Огонек замерцал.

Спичка погасла как раз в ту секунду, когда в кухонную дверь ударили тяжелые кулаки. Судя по металлическому лязгу и гулкому топоту, там было не меньше взвода Стальных Стражей.

– Быстро же вы сбежались, – пробормотал R.

За высоко расположенным кухонным окном сквозь тучи проглянула злодейка-луна, осветив все мертвенным сиянием. Дверь сотрясалась под ударами. R отступил к столу.

Подхватив оба рюкзака за лямки, он оглянулся на Вигго. Тот по-прежнему не приходил в сознание.

– Извини, друг, – тихо сказал бывший доктор Иенс. – Но у Сопротивления может быть только один вождь. И это не ты.

Скользнув к стене, R с ловкостью ящерицы пополз по мокрой каменной кладке к зарешеченному кухонному окну. Так тень карабкается по стене дома до самой верхней мансарды, разрастаясь по пути, словно питаясь небесной чернотой и страхами поздних прохожих. Взобравшись, тень раздвинула два толстых железных прута и совсем уже собралась покинуть дворцовую кухню, когда нечто большое и пернатое с глухим клекотом и воинственным криком врезалось в нее, швырнув обратно на пол.

Ветер раскачивал фонарь, и тот бросал тревожные блики на дорожки зоосада. По земле тянуло холодом. Господин F лежал на спине, как перевернутая черепаха, и мучительно пытался сообразить, куда его вынесло. Все тело саднило после скоростного спуска по трубе. Лицо расцарапали ветки кустарника. Ныла спина, голова раскалывалась от острой боли – похоже, будет шишка, и не одна. Вдалеке переговаривались волкошки – одна гнусаво бормотала, другая отвечала ей взволнованным дискантом. Господин F сощурил глаза, пытаясь рассмотреть груды звериных шкур, окружавшие место его вынужденной посадки, однако переменчивое освещение и боль мешали сосредоточиться.

– Вигго, значит, – пробормотал он, чтобы как-то взбодрить себя. – Попляшешь ты у W на горячем вертеле, дай только выбраться отсюда. А что касается тебя, голубчик Месть…

Одна из шкур завозилась в углу, поднялась на тонких ногах и, пошатываясь, двинулась к лежащему. Пустые глазницы королевского оленя смотрели сквозь Господина F, но в их глубине все ярче разгорались желтые огни. Микаэль хотел пошевелить руками, хотел отползти назад, к холму, но мышцы не слушались. Сухой и шершавый язык зверя осторожно коснулся расцарапанной щеки толстяка. Потом еще раз, более настойчиво, сдирая запекшуюся кровь. Похоже, угощение пришлось зверю по вкусу, а может, пробудило еще более сильный голод. Олень оскалил зубы и хрюкнул, подзывая к себе остальных. F засучил ногами и раскрыл рот, чтобы снова заорать во всю глотку. Но тут волкошки наконец-то смогли договориться между собой и надсадно завыли дуэтом. Истошные вопли несчастного так естественно влились в ночной концерт, что Эмиль Варен, член Королевского Естественно-научного общества, с досадой захлопнул выходящее во двор окно и продиктовал:

– Из-за аномальной жары у животных преждевременно наступил брачный период.

Облокотившись на стол, он задумчиво уставился в глубокий вырез на блузке стенографистки.

– А какого цвета на вас панталоны сегодня, фрекен Хильда? Эта жара определенно сводит меня с ума.

Ветер скатывался с Безымянной горы тяжелыми волнами, пахнущими снегом. Снег белыми космами вставал над вершиной, как седые пряди старухи, выбившиеся из-под платка. В саду было зябко. Герда куталась в медвежью доху. Они с Шаулем устроились за столом в северной части сада, подальше от губительных орхидей. Кей ушел в дом. Девушка нервничала – она не представляла, что происходит там, в маленькой комнате за кружевными занавесками, в комнате, где стены, стулья и тумбочки покрыты белыми узорчатыми салфетками. Бабушка сама вязала эти салфетки. Герда закрыла глаза, пытаясь представить бабушку. Наверное, она лежит под пуховым одеялом: маленькая, ссохшаяся, совсем не похожая на злую и великую Королеву. О чем Кей говорит с ней? О чем спрашивает?

Девушка невольно обернулась к дому. Шауль заметил ее взгляд и улыбнулся:

– Дай им время. Им о многом надо переговорить, а мама очень слаба.

Герда вздрогнула. Она еще не успела привыкнуть к тому, что Шауль называет бабушку – Королеву – мамой.

Старый аптекарь все рассказал очень просто. После того как Кей ушел в дом, Шауль взял Герду под руку и повел в сад. В сарайчике с инструментами нашлись и кувшин с прозрачной ледниковой водой, и таз, и чистое полотенце, чтобы умыться с дороги. Когда девушка кончила вытирать руки и лицо – кожа от холода мгновенно покраснела, налилась румянцем, – на столе, вкопанном между грядками с нарциссами и ранними тюльпанами, уже был накрыт завтрак. Кофейник весело поблескивал, радовали глаз чашки из белейшего фарфора, в блюдце золотился густой горный мед, в масленке желтело масло, а в хлебнице горой были навалены свежие булочки. Сам Шауль деловито разливал кофе. Он старался избегать взгляда Герды, будто стыдился чего-то.