задачей, истратив то, что у меня ещё оставалось от значительной суммы, которую я получил за службу во время Фридландской кампании и после неё. Я купил трёх хороших лошадей, мой слуга Вуарлан ждал меня с ними в Байонне, куда я и отправился, обновив свой гардероб.

Так я в третий раз оказался в Байонне. Принц Мюрат и его адъютанты встретили меня очень хорошо. Я быстро наладил со всеми прекрасные отношения, хотя и не уступал настойчивым приглашениям принять участие в игре. Эти господа целыми днями не выпускали из рук карт или костей, с большим равнодушием выигрывая или проигрывая тысячи франков. Я никогда не любил игру, да и понимал, что должен сохранить то, что у меня было, чтобы в случае необходимости обновить экипировку, к тому же понятие чести не позволяло влезать в долг, который я не мог бы, возможно, заплатить.

Мюрат вошёл в Испанию 10 марта 1808 года, когда часть войск, которыми он должен был командовать, уже находилась в Кастилии. За пять дней мы добрались до Бургоса, где расположился штаб. Затем Мюрат, следуя за колоннами своих войск, отправился сначала в Вальядолид, затем в Сеговию. Испанцы, одобряя приход французов, которые, по их мнению, должны были защитить интересы принца Астурийского, приняли наших солдат очень хорошо, хотя, как и при виде войск Жюно, их крайняя молодость и хилость наших солдат вызывали у них удивление. Наполеон же с непонятным упорством отправлял на Пиренейский полуостров только вновь сформированные полки.

В Испании мы заняли города, не имевшие крепостных стен, а из укреплённых только два — Барселону и Памплону. Так как цитадели и форты оставались в руках испанцев, император предписал генералам занять и их. Для этого прибегли к совершенно недостойной хитрости. Испанские генералы получили от своего правительства приказ не оставлять крепости и форты, но в то же время дружески принимать французские войска и делать всё для их достойного размещения. Командиры наших корпусов попросили принять больных и устроить склады в цитаделях, на что и получили разрешение. Тогда гренадеры переоделись в больных. Оружие было спрятано в мешки, принесённые ими якобы для получения хлеба на складах. Так они проникли в крепость и разоружили испанцев. Генерал Дюэм, у которого было не более 5 тысяч человек, захватил хорошо укреплённую Барселону и форт Мон-Жуи. Та же участь постигла Памплону, равно как и все другие укреплённые пункты в Каталонии.

Такое поведение вызвало всеобщее негодование испанцев и очень напугало королеву и Годоя, находившихся в Аранхуэсе. Поняв намерение Наполеона, они решили сначала отправиться в Андалузию, а затем, если положение ухудшится, уехать сначала в Кадис, а потом в Америку. Однако Фердинанд, которого наш посол граф Богарнэ укреплял в надежде получить руку племянницы Наполеона, продолжал видеть в нас только освободителей. Поддерживаемый членами королевской семьи, грандами, многими министрами и особенно Советом Вест-Индии, Фердинанд отказался следовать за королевой и Годоем в Америку. Те же отдали приказ начать подготовку к отъезду под предлогом необходимого визита в порт Кадиса и посещения войск в лагере Сан-Роке, находящегося неподалёку от Гибралтара. Увидев, что на королевские подводы грузят ящики с казной и самые драгоценные предметы из серебра и дорогую мебель, дворяне, народ и гарнизон Аранхуэса поняли, что происходит. Возмущение было всеобщим. Его волна докатилась до Мадрида.

Несмотря ни на что, король уже собирался уезжать, когда утром 16 марта разразилось народное восстание, которое поддержали войска, особенно гвардейцы из личной королевской охраны, ненавидевшие Годоя и преданные принцу Астурийскому. Они и помешали отъезду королевской семьи. Тогда Карл IV заявил, что он остаётся. Выпущенное по этому случаю королевское воззвание, казалось, успокоило толпу, но ночью гарнизон и часть жителей Мадрида, пришедших в Аранхуэс, до которого от столицы было только 8 лье, опять стали волноваться. Толпа росла, сбегались крестьяне из соседних деревень, все вместе они двинулись к дворцу с криками: «Да здравствует король! Смерть Годою!» Затем народная толпа направилась к особняку князя Мира, смела преграды, ворвалась внутрь и дошла до покоев его супруги, принцессы королевской крови. К ней отнеслись почтительно, препроводив её в королевский дворец. Гусары, из которых состояла недавно приставленная к князю Мира гвардия, пытались защитить его дом, желая помочь ему бежать. Но королевские телохранители напали на них и, разогнав ударами сабель, позволили толпе, требующей смерти Годоя, прорваться в помещения и искать там ненавистного фаворита.

Министры, стараясь спасти ему жизнь, но в то же время удовлетворить требования народа, заставили короля подписать декрет, по которому князь Мира лишался всех своих титулов, званий и знаков отличия. Эта новость вызвала в толпе ликование, к которому имел неосторожность присоединиться и Фердинанд.

Напрасно искали Годоя по всевозможным закоулкам дворца, хотя он оттуда и не выходил. Как только начались волнения, он поднялся на чердак, на котором лежало много свёрнутых рогож. Завернувшись в одну из них, он лежал посреди других таких же свёртков. На чердак входили неоднократно, но князя Мира там так и не нашли. Двое суток провёл он в своём убежище, затем голод и жажда заставили его покинуть убежище и спуститься вниз. Пытаясь выйти на улицу, он был задержан часовым, который безжалостно выдал его толпе. Та набросилась на него и принялась наносить побои.

В результате у несчастного было проколото бедро кухонным вертелом, почти вытек глаз, разбита голова. Его уже собирались убить, когда появился отряд гвардейцев под командованием одного уважаемого офицера. В отряде нашлись люди не такие кровожадные, как их товарищи. Они вырвали князя Мира у его палачей и с трудом доставили в казарму, где бросили его в кучу навоза на конюшне!.. Примечательно, что в 1788 году, двадцать лет назад, именно в этой казарме Аранхуэса Мануэль Годой проживал в качестве простого гвардейца.

Король и королева, узнав об аресте фаворита и испугавшись за его жизнь, стали взывать к великодушию принца Астурийского и умолять его использовать своё влияние, чтобы вырвать Годоя из рук восставших. Фердинанд прибыл в казарму в тот момент, когда толпа уже взламывала дверь, чтобы добраться до арестованного. Услышав голос принца Астурийского, люди, которым он обещал отдать Годоя под суд, почтительно расступились. Годой уже готовился мужественно принять смерть, когда в конюшню, где он лежал весь в крови, вошёл наследник трона… При виде своего личного врага Годой собрал все оставшиеся силы, и, когда Фердинанд с подлинным или наигранным великодушием сказал: «Я пришёл помиловать тебя!..», Годой с кастильской гордостью, особенно ценимой в его печальном положении, ответил: «Только король имеет право миловать, а ты