Как сообщает современный исследователь Борис Васильевич Ананьич, уже во второй половине XVIII века в деловой жизни империи начинают играть «заметную роль» придворные банкиры. Ананьич пишет, что выходец из Голландии Фредерикс «посредничал при заключении Екатериной II одного из первых русских заграничных займов у амстердамских банкиров Раймонда и Теодора де Смет». (Интересно бы узнать — когда Россия «заглотала» иностранный заём в первый раз?) Потом посредническую роль играл англичанин Сутерланд, который «вывел» Россию на амстердамский банк «Гопе и К°», но в 1791 году Сутерланд разорился и покончил самоубийством. А может — и не само… Кто их там, международных банкиров, разберёт?

Надо сказать, тёмным банкирам Россия доверяла не всегда. В 1721 году, после победоносного завершения Россией Северной войны, польский король и саксонский курфюрст Август II подкатился к Петру с идеей о разделе Польши между Саксонией, Пруссией, Австрией и Россией при помощи проекта банкиров Лемана и Мейера. По словам знатока Петровской эпохи, профессора Николая Николаевича Молчанова, «ловкость, богатство, связи этих дельцов, действовавших в масштабах многих стран, создали им репутацию некоронованных властителей, способных влиять на государства эффективнее, чем короли официальные»…

(В скобках замечу, что на таких ролях не Леман и Мейер были первыми «некоронованными королями» Европы! Например, гульдены банкира Якоба Фуггера оказались важнейшим фактором при избрании испанского короля Карла I германским королём и императором Священной Римской империи под именем Карла V ещё в начале XVI века! И даже не с Фуггера всё это началось.)

Однако у Петра банкирам не «обломилось»… Он в чисто петровской, то есть — открытой, исполненной достоинства и благородства — манере, презрительно отверг «вымыслы бездельных людей» и заявил, что они «противны Богу, совести и верности»… Как тонко и точно замечает Н.Н. Молчанов, Пётр понимал, что новые земли Россия получит ценой поглощения Польши тремя немецкими государствами. А это было отнюдь не в интересах России.

Увы, преемники Петра оказались далеко не прозорливы и разборчивы и к помощи иностранных банкиров и внешним займам прибегали не раз. В 1798 году русское правительство конвертировало свои «голландские» займы и подписало общее обязательство на 88 300 000 серебряных голландских флоринов из 5 % годовых с обязательством погасить долг в течение 12 лет. Похоже, Павел намеревался в перспективе ликвидировать долговую зависимость России от Запада, но не успел — ликвидировали самого Павла.

Наступившая затем эпоха Александра I исключением в отношении русских царей к внешним займам не стала. Считается, что русская экономика и финансы были расстроены военными расходами, войнами, континентальной блокадой, к которой Россия присоединилась по требованию Наполеона… Однако намерение одолжиться у «Батавской республики» (Голландии) Александр высказывал уже в мае 1802 года. Да и заём у Ротшильда был для него не первым займом за границей. 12(24) сентября 1820 года в Лондоне и 16(28) сентября того же года в Амстердаме министр финансов Гурьев заключил соглашение с банкирскими домами «Беринг и К°» и «Гопе и К°» об условиях предоставления России займа в 28 миллионов рублей серебром под залог русских государственных облигаций на сумму в 40 миллионов.

Френсис Беринг был председателем английской Ост-Индской компании, но уже тогда окидывал взором и всю планету, потому что наживался-то он на колониальном грабеже… Позднее его наследники займут руководящую роль в экспорте капитала ещё и в Южную Америку. Что же до Натана Ротшильда, то он в письмах Дмитрию Александровичу Гурьеву выражал горячее желание быть полезным российскому правительству. Ну, просто хлебом Ротшильда не корми — так он стремился увеличить могущество России…

Все эти за Россию «радетели» не только не оздоровляли финансовую ситуацию, но и загрязняли ситуацию политическую, в том числе — и внешнеполитическую.

Конечно, по ряду причин с деньгами у Александра было не так чтобы очень хорошо, и, скажем, обыкновенные государственные доходы России в 1822 году снизились до 391 миллиона рублей по сравнению с 447 миллионами рублей в 1821 году. Тем не менее сумма в примерно 400 миллионов рублей дохода впечатляет. Имея такой доход, при умелом расходе, можно было даже в монархической России обойтись и без ротшильдов… Позднее будет приведено несколько ошеломляющее свидетельство современника событий о внутрироссийской экономической ситуации 10-х годов XIX века, но уже сейчас скажу, что она была отнюдь не такой вялой, серой и безнадёжной, как мы это себе чаще всего представляем, поскольку нам её так представляют.

Например, как читателю покажется следующая историческая деталь… После отмены протекционистских российских таможенных тарифов 1810 и 1816 годов и замены их фритредерским (то есть разрешающим «свободную торговлю») тарифом 1819 года, в Лондонепо этому поводу были даны празднества. Не в Петербурге, а в Лондоне! Ещё бы — уже остановившиеся английские фабрики пришли в движение, а «рабочий народ, — как пишет современник, — получил занятие за счет России». Ну как тут не кредитовать правительство, которое позволяет за счёт своей силы усиливаться другим и путём создания проблем для себя решать чужие проблемы?

Резко и быстро повысить государственные доходы можно было по-всякому — например, проведя давно назревшие социальные реформы, ту же ликвидацию крепостного права. И очень не лишним в любом случае был бы вариант естественной монополизации Россией мирового пушного рынка.

Указ от 4 сентября 1821 года и прокладывал дорогу к ней. Лишить англосаксов браконьерского дохода — значит соответственно увеличить свой доход. Смотришь — и Ротшильд не был бы нужен. Причём резервы повышения доходов отыскивались и в повышении качества обработки исходного сырья. Как показал С.Б. Окунь, канадские меха теснили потенциально лучшую пушнину Российско-американской компании на китайском рынке постольку, поскольку, несмотря на высокое качество сырья, РАК получала меха среднего, а иногда и низкого сорта из-за скверной их обработки. Усиление экономического участия государства в деятельности РАК могло принести казне огромные дополнительные доходы. Этот момент тоже работал против Русской Америки в её восприятии международными банкирами.

Но для России-то усиление «казённого» фактора в делах РАК было бы более чем выгодным. Причём это усиление неизбежно усиливало бы и российский геополитический фактор.

ДЛЯ подтвержения вывода об особой важности для России «пушного» дохода полезно знать о существовании записки Василия Николаевича Берха. В ней Берх расставлял всё на свои места с подлинным знанием ситуации. Его имя уже возникало на страницах книги, а тут добавлю, что оно встречается и на географической карте. Русские моряки назвали в честь Берха остров в Баренцовом море — это сделал Литке в 1822 году. А мыс на южном острове Новой Земли в Карском море наименовал мысом Берха Пахтусов в 1833 году.

Сорокадвухлетний отставной капитан-лейтенант (позднее — полковник) Василий Берх, участник первой русской «кругосветки», историк, аналитик, в то время — чиновник Адмиралтейского департамента, накануне окончания русско-американских переговоров 1824 года по статусу Берингова моря подал адмиралу Мордвинову, тогда — председателю Департамента гражданских и духовных дел Государственного совета и президенту Вольного экономического общества, некую записку.