Я резко отбросил пришедшую в голову мысль. Пора возвращаться в приемный зал.

Посланцы прекратили шуметь и молчаливо ждали моего возвращения.

Я опустился в роскошное кресло и кивнул, разрешая им продолжить. И они сразу затараторили так, словно за время моего отсутствия придумали множество новых вопросов.

— Ваше величество, весы, применяемые в Кале… — начал один торговец.

— Полагаю, надо заменить старые методы взвешивания овчины на более совершенные, дабы точнее определить объем чистой шерсти, — встрял другой.

— А кто же изобрел их? — спросил я. — Французы?

Один из мужчин шагнул вперед, явно собираясь принести извинения.

— Да, — смущенно сказал он. — Им удалось придумать отличный способ взвешивания шерсти…

Повсюду французы! Когда же я освобожусь от них?

— Я благосклонно отношусь ко всему, что может принести Англии наибольшие доходы, — заметил я. — А посему предоставляю вам, господа, право самим решить, что будет для нас более выгодным.

Они представили несколько других петиций, и я уделил им должное внимание. Потом, к счастью, аудиенция завершилась. Купцы поспешили к выходу на галерею, чтобы впустить слуг, ибо эти важные особы никогда сами не таскали свои гроссбухи и плащи. В зал хлынула толпа людей.

Кто же из них тот басовитый насмешник? Как мне узнать его в этой толчее? Осторожный парень — ни разу не произнес имени своего хозяина! Определенно, он нравился мне все больше.

Торговцы озабоченно собирали свои товары и раздавали указания слугам. Я начал прохаживаться среди них. Внезапные паузы в разговорах и почтительные поклоны сводили на нет мои поиски. Как только я приближался к человеку, он оборачивался, улыбался и замирал, как испуганный кролик. Вот проклятье! Разве не естественно, что королям порой хочется узнать настроение своих подданных?

Мне так и не удалось услышать ничьих голосов, поскольку все умолкали при моем приближении. Но когда вся компания двинулась к выходу (предстояла очередная аудиенция), у самых дверей моего уха коснулась одна фраза — и тембр показался знакомым. Я подошел к торговцу с помощником, которые уже накинули плащи и складывали свертки.

— Прошу прощения, — сказал я.

Оба они, вздрогнув, уставились на меня. Я обратился к низкорослому парню:

— Не вы ли прогуливались недавно по галерее?

— Было дело, — без колебаний пробасил он.

— И вы обсуждали там с приятелями нашего кардинала… И упомянули о том, что даже король пользуется ночным горшком.

Слуга нахмурился, но явно не желал отступать или увиливать.

— Ну я, — заявил он, смело взглянув мне в лицо.

— Не думайте, что я вас подслушивал, — высокомерно добавил я. — Просто ваши голоса звучали излишне громко…

С чего я вздумал оправдываться перед этим простолюдином?

— Мое внимание привлек ваш голос. — помедлив, сказал я. — И понравились ваши весьма разумные речи. К тому же вы обладаете своеобразным юмором. Мне нужен шут. И я приглашаю вас остаться при дворе в этой должности.

Он остался невозмутимым.

— Милорд, я не обучен шутовскому ремеслу. Вряд ли уши придворных вытерпят мои прибаутки.

— Ничуть. Непристойности им нравятся куда больше проницательных замечаний. А при дворе хватит места для всех. Мне нужен откровенный бесхитростный собеседник…

— Скабрезности вылетают из моего рта значительно легче, чем высокоумные суждения, — с усмешкой ответил он.

— Значит, вы согласны? — спросил я. — Мне очень не хватает такого шутника, как вы.

— Из-за того, что королева Екатерина стала чересчур набожной?

Он был прав, однако недопустимо дерзок.

— Придержите ваш язычок! — услышал я собственный голос.

— Что проку в шуте, которому приходится держать язык на замке?

Все это время его хозяин недоверчиво следил за нами.

— С глазу на глаз вы сможете говорить все, что захотите, — признал я. — Но не на людях. Мы оговорим запретные темы.

Вот так я и попал на службу к королю Генриху. Чистая случайность играет порой величайшую роль в жизни. Уверяю вас, я и вообразить не мог, что сам король услышит мои слова! Мы всего-навсего болтали с приятелями — довольно бестолковыми! — в ожидании наших хозяев, и что я там натрепал, толком не вспомню.

Но знакомство с королем я не забуду, покуда жив! Он выглядел удрученным, расстроенным и совсем не походил на юношу, которого я видел много лет тому назад на пути в Дувр, и на богоподобного красавца, явившегося народу в Кале. Теперь он стал зрелым человеком, обремененным многими делами и заботами. Что побудило меня поступить к нему на службу? В то время я сам не понимал этого. Рядиться в шутовской костюм и развлекать тупоголовых придворных мне вовсе не хотелось. Но король мне нравился. И он нуждался во мне. (Разве не лестная для тщеславия мысль?)

Он не позволил мне вернуться в Кале с хозяином, настояв, чтобы тот прислал с оказией все мои вещи. По правде говоря, нажил-то я не много. И вот в одно мгновение простой ученик купца оказался в числе королевских приближенных.

Я быстро сообразил, что при дворе человек лишается свободы. Двор подобен компостной куче — разлагающаяся человеческая масса бродит и булькает, и в пестроте этого распада много комического.

А на вершине восседает сам король, пытающийся приглядывать за бурлящим варевом. Поэтому своим «домочадцам», дабы те неизменно были у него под рукой, он раздает должности в правительстве. Меня поразил цепкий ум Гарри и почти сверхъестественная память на мелочи. Он не забывал обо мне, даже погружаясь в пучину государственных дел или развлекаясь в толпе своих лизоблюдов.

Уилл так и не научился практичной придворной учтивости и именно благодаря этому стал моим шутом. Как показали дальнейшие события, он «не пришелся ко двору» и наоборот. Однако для меня его остроумие и наблюдательность были бесценными. Я любил беседовать с ним наедине.

По поводу какого-то праздника — уже не помню, какого именно, — Уолси готовил прием для сотни с лишним гостей. Он тайком представил мне на утверждение их список. Я добавил в него несколько фамилий, включив госпожу Анну, и вернул ему бумагу лично в руки, поскольку королю не полагалось знать об этом.

Будет ли она там? Отправит ли ей Уолси приглашение? И если да, то примет ли она его? Я все-таки выяснил, что госпожа Болейн прибыла ко двору. А вдруг она откажется из-за усталости… или просто не уразумев, зачем кардинал пригласил ее. Ведь она не скрывала своей неприязни к увеселениям, которые он устраивал. Боже мой! Есть ли на земле место, где я мог бы увидеться с ней, не прибегая к чужой помощи?