по дням, а по часам, всем на диво. А царь с царицею глаз с него не сводили, все холили да ласкали, только им и жили, сердечные. За всю свою жизнь они столько не радовались, сколько теперь за день.

Но как хороши, как свежи цветы весенние, а заморозки их безжалостно убивают. Тут явился ко дворцу царскому черт да и потребовал не что иное, как самого Дафина. Не успели царь с царицею от ужаса в себя прийти, как бес схватил мальчонку за шиворот и понесся, — поминай, как звали! Дафин и не заметил, по каким путям-дорогам его пронесли и куда забросили. Здесь черт запряг мальчика в работу тяжкую, и чего только не пришлось испытать бедняжке Дафину! И голод, и холод, и ночи без сна — всего натерпелся. Но приходилось терпеть: беда, коль не выполнит воли лешего. Многое хотелось узнать Дафину, но пуще всего влекло его к ремеслам разным. Легко давались ему и языки всякие, так что вскоре стал он понимать и птиц, и животных, и малых букашек.

Однажды отправился нечистый в края дальние, а Дафин, оставшись один, работал, работал, пока пить захотел, и отправился к роднику. Присел он у ручья, в тени тополя высокого, напился, перекусил да и прилег отдохнуть немного. Тут сели на макушку тополя три птицы и, увидав молодца, заговорили меж собой:

— Посмотрите-ка, сестрицы, — молвила первая, — вот отдыхает добрый молодец, из далеких краев чертом привезенный. А знал бы он о горе-злосчастье Арапа, пошел бы, грехи б ему отпустил и избавил бы несчастного старика от кары дьявольской. Вот уж сто восемьдесят лет подряд все черпает он воду из колодца бездонного да льет ее в долину, где купается прекрасная Вестра, девушка, которую черт похитил и приворожил, чтоб сама бесовкой стала и по худому пути пошла.

Понял Дафин говор птичий и, сокрушаясь от таких козней дьявольских, вскочил на ноги да спросил птицу:

— А в каком краю, в какой стороне горе мыкает Арап?

— Ступай все под гору, иди три дня и три ночи и найдешь его, — ответили птицы.

Собрался Дафин в путь-дорогу да и пошел. Не присядет, не приляжет, все идет без устали. А на рассвете дня четвертого дошел он до пруда широкого-преширокого, ни конца ни края не видать. Вдали, на склоне горы колодец чернеет, а рядом человек стоит, то поднимает, то опускает длинный-предлинный журавель. Подошел Дафин поближе и увидел старца, как лунь белого, иссушенного долгими годами.

— Бог в помощь, дедушка!

— Спасибо, сынок.

— Что же ты так стараешься, дедушка, бадью за бадьей достаешь, будто всю воду вычерпать хочешь?

— Ох, добрый молодец, тяжкое проклятие свалил мне на голову дьявол. Осужден я воду черпать, чтоб лилась она с горы ручьем неиссякаемым и озеро расширяла. А ты кто будешь?

— Нездешний я, дедушка. Увел черт меня, и теперь ума не приложу, как мне из царства его выбраться да вольной жизни себе добыть.

Присел дед на сруб колодца, призадумался, стал перебирать в уме всякие способы спасения.

— Так вот, — сказал он наконец. — Можешь ты спастись отсюда только через Вестру, юную девицу, привезенную сюда дьяволом из-за тридевяти земель, тридевяти морей, чтоб стала она орудием зла. Переняла она уже от черта силу да искусство бесовское, но сердцем еще чиста, как младенец. Пройди-ка ты по ту сторону озера, подстереги ее, как купаться придет, схвати одежду ее и удирай, только упаси тебя боже оглянуться — сразу всю власть над нею потеряешь. Благословлю я вас, и, коль удастся от черта избавиться, век свой счастливо проживете.

Обрадовался Дафин, услыхав речь Арапа, будто рай земной воочию увидал. Пошел он берегом озера широкого легким шагом молодецким, дошел до места заветного, схоронился в кустах и сидит — не пикнет.

Красива заря вечерняя в синеве небес, но где ей тягаться с красавицей Вестрой, которая как раз спускалась с пригорка к озеру. Шла она походкой смелой, шагала лебедушкой белой. До озера дошла, платье скинула, окунулась в воду и сразу обернулась лебедем белоснежным. Тут она принялась купаться, баловаться, крыльями вздымать брызги алмазные и чудеса творить разные — глаз от нее не оторвать. Но Дафин не стал ее разглядывать, а схватил одежку, ноги на плечи, да был таков. Вышла Вестра на берег, хватилась, а одежды нету. С испугу сердце у нее зашлось. Поглядела на все четыре стороны да и заметила Дафина-молодца. Пошла она за ним следом, стала песни заводить, лаской ему льстить. Дафин то, Дафин се, а он бежит и бежит без оглядки, хоть и чует — загораются пятки. Еще пуще Вестра старается, песней сердечной его чарует:

Дафин, милый мой,

Цветок полевой.

Сладкий, как мед,

Не стремись вперед.

Ты не удирай.

Добра не бросай,

Оглянись назад.

Будешь встрече рад.

Тяжко Дафину, стоном стонет, до того оглянуться хочется, а все же осилил он сердце свое, не оглянулся. Добежал до колодца, стал перед Арапом, только тот положил ему руку на плечо — Вестра тут как тут. Вернул ей старик платье, поставил обоих на колени и благословил, чтоб жили-поживали, горя горького не знали. Затем достал он из-за пояса два колечка обручальных и надел молодым на пальцы. Встали молодые, поблагодарили и собрались было уже в путь-дорогу, как вспомнил Дафин птичий рассказ и промолвил:

— Будь же, дедушка, прощен и избавься от кары дьявольской.

Только прозвучали слова эти, как старик Арап исчез, будто сквозь землю провалился. В мгновенье ока не стало ни колодца, ни журавля, только след от них на примятой траве остался. Давно уж, видно, пора было им сгинуть с лица земли.

Дафин ходит женихом, а Вестра все грустнее становится и под конец молвит:

— Никогда нам не перейти предела царства этого без согласия дьявола. Пойди ты к нему, попроси руки моей.

Пошел Дафин ко дворцу чертову, долго пробирался он по скалам да оврагам, да диким буеракам, и вот встает перед ним крепость черная, как сажа. Вошел он и очутился перед нечистой силой.

— Здравствуй, бес.

— Здравствуй, — отвечает черт да спрашивает: — Каким гнусным ветром занесло тебя сюда?

— Пришел я попросить у тебя руки Вестры.

— Вестру я тебе отдам, коли выполнишь три моих приказа, а коль возьмешься за дело и не осилишь — прощайся с белым светом.

— Берусь, ваша темность, твои приказы выполнить.

— Хорошо, приходи вечерком.

Под вечер приходит Дафин к дьяволу. Вышел дьявол во двор, на запад