жил близкий друг хозяина, выдающийся художник М. В. Нестеров. <…> А Сергей Николаевич называл себя при всем этом «болшевским отшельником». <…> Вся обстановка сохранена сестрами Ирины Алексеевны — Александрой Алексеевной Виноградовой и Полиной Алексеевной Комиссаровой — в том виде, какой она была при жизни хозяина. Есть и нечто новое: на стенах, столах и витринах экпонируется значительная часть творческого наследия писателя и ученого — научные труды, художественные произведения, изданные и в рукописях, фотографии. В Доме-музее много картин, библиотека, хранящая редкие издания книг из различных областей знания, многие с автографами.

<…> По этим садовым дорожками ходили Яблочкина и Нестеров, Топорков и Турчанинова… <…> А в центре всеобщего внимания всегда был Сергей Николаевич Дурылин. <…> Внешне это был человек ниже среднего роста, часто в вышитой украинской сорочке навыпуск, темных брюках, домашних туфлях, в очках с утолщенными минусовыми стеклами в тонкой круглой оправе на очень близоруких голубых глазах, несколько сутулящийся, но живой, подвижный, темпераментный, даже в почтенном возрасте. Его выдавала только проседь в довольно длинных прядях волос, окружающих высокий лоб, в аккуратно подстриженных усах и небольшой бородке. <…>

Когда в 1941 году фашистские войска подходили к Москве, Союз писателей предложил Дурылину эвакуироваться, он категорически отказался и, возвратившись в Болшево, как вспоминает А. А. Виноградова, сказал своим родным: «Война будет долгая. Мы победим, но не за один месяц или год. А ехать нам некуда и незачем». И они остались, ждали, верили в победу и помогали фронту. <…> Шили дома маскировочные халаты, вязали варежки и отправляли их защитникам Москвы с записочками, написанными Сергеем Николаевичем: «Пусть эти варежки согревают не только руки, но и души ваши заботами и любовью оставшихся под Москвой жен, сестер и матерей». А он сам выступал с лекциями, докладами перед ранеными в госпиталях, перед бойцами и офицерами, находящимися на отдыхе, организовывал концерты, привлекая к участию в них прославленных прекрасных актрис А. А. Яблочкину, Н. А. Обухову, Е. Д. Турчанинову и других, и, кроме того, писал, писал….

<…> Сергей Николаевич был весьма желанным и частым гостем Украины в конце 40-х годов. Все, кто знал С. Н. Дурылина, встречался с ним, диву давались, откуда столько сил, энергии, деловитости и энтузиазма у этого далеко не здорового, с плохим зрением, пожилого человека. Приезжая в Киев, он за неделю успевал сделать несколько докладов и прочитать несколько лекций; проконсультировать соискателей ученых степеней, режиссеров и художников-постановщиков русской классики; поработать в архивах, музеях, отделах рукописей библиотек; провести деловые встречи с людьми, которые могут своими воспоминаниями или свидетельствами в чем-то помочь науке; просмотреть несколько спектаклей в разных театрах и выступить с устными и письменными рецензиями.

Конечно, вряд ли смог бы Сергей Николаевич все охватить, во все вникнуть и все успеть, не имея возле себя Ирины Алексеевны, которую и в разговоре, и в посвящениях ей книг называл не иначе как «мой верный друг, неизменный и незаменимый помощник в жизни и работе».

В первое послевоенное десятилетие, которое, к глубокому сожалению, стало последним десятилетием его жизни, Сергей Николаевич систематически приезжал на Украину, использовал свои приезды для накопления материала, и в его научно-исследовательском и литературном творчестве украинская тема стала занимать все большее место. Здесь же он приобрел среди ведущих актеров, режиссеров и писателей много новых настоящих друзей. <…>

В конце 40-х годов С. Н. Дурылин охотно отозвался на просьбу составителей сборника «Венок воспоминаний о Заньковецкой» («Вiнок спогадiв про Заньковецьку») принять в нем участие. Сергей Николаевич, по своему обыкновению, начал тщательно и кропотливо собирать, отбирать и копировать архивные документы, делать выписки из периодики, встречаться или списываться с близкими и друзьями артистки, с ее соратниками, современниками-зрителями. Статья была помещена в сборнике, вышедшем в 1950 году. Как всегда, собирая материал, Сергей Николаевич увлекся и накопил его значительно больше, чем было нужно для заказанной статьи, но еще недостаточно для создания книги о Заньковецкой, которая уже зародилась в его уме. <…>

В 1952 году Сергей Николаевич с помощью Ирины Алексеевны усилил и расширил дополнительный сбор архивных материалов. <…> В конце 1953 — начале 1954 года рукопись была завершена и принята к изданию в украинском издательстве «Мистецтво».

Мне и Петру Петровичу Нестеровскому посчастливилось. Мы не только читали опубликованные в различных изданиях труды С. Н. Дурылина, не только слушали его глубокосодержательные лекции и доклады, выступления с открытыми рецензиями, а долгое время с ним лично общались и совместно работали: я — как переводчик его рукописи о Заньковецкой на украинский язык, а Петр Петрович — как редактор этого издания.

Общение с Сергеем Николаевичем приносило нам радость не только просто человеческую, но и радость познания. При всей мягкости характера Сергея Николаевича, он был очень принципиальным и требовательным. Я могу присоединиться к словам Ирины Алексеевны, что Сергей Николаевич действительно знал украинский язык и говорил на нем, пусть с небольшим русским акцентом, но грамматически правильно, и владел большим словарным запасом.

Вступительную беседу со мной, после того как нас познакомили и мы договорились о сотрудничестве, он начал так: «Только я вас очень прошу, поменьше иностранщины в лексике. Я лично стараюсь ее избегать, ибо считаю, что великие русский и украинский языки настолько богаты и образны, что ими можно передать любую мысль, любое чувство, не прибегая к помощи иностранщины».

Не могу не вспомнить и другой принципиальной установки С. Н. Дурылина, хотя и не имеющей прямого отношения к книге, а относящейся к его статье о Заньковецкой, готовящейся к печати в республиканском журнале «Мистецтво», где мне пришлось выступать в качестве ее редактора и переводчика. Эти установки хорошо характеризуют его как врага пышных и штампованных фраз и громких эпитетов. Он прислал свою статью в журнал под скромным названием «М. К. Заньковецкая». Зная, что готовящаяся к изданию книга будет озаглавлена почти так же, мы в редакции посоветовались и решили предложить автору назвать статью «Краса и гордость украинской сцены», на что получили такой недвузначный ответ: «Я не возражаю против заглавия статьи „Краса и гордость украинской сцены“, но думается: чем проще, тем лучше — например, „Великая украинская артистка“ или просто „М. К. Заньковецкая“. Ведь прекрасная простота была лучшим качеством таланта Марии Константиновны. Впрочем, не возражаю и против предлагаемого названия: оно говорит правду». Мы сохранили первое, авторское название. <…>

Последнюю верстку своей книги Сергей Николаевич Дурылин подписал к печати 3 августа 1954 года. А через три месяца, 14 декабря 1954 года, перестало биться его великое сердце.

Теперь, почти через тридцать лет, я вторично встретился с рукописью этой же книги ушедшего автора, так и не увидевшего ее отпечатанной, и по поручению