– Не вы ли, случайно, скрываетесь под именем М-Е-Й-Ф-Л-Р. – Я произнесла это слово по буквам.

Она подула на руки, чтобы согреть их.

– Ах да. Я забыл! – воскликнул Марино. – Ты родилась в мае. Десятого мая в Бристоле, штат Теннесси. Я могу назвать номер твоего полиса социального страхования и адрес, если хочешь.

– Я все знаю о Чаке, – предупредила я.

Вот теперь она занервничала и испугалась.

– Дело в том, – вмешался Марино, – что мы записали на видеопленку, как Чаки-малыш крадет из морга запрещенные лекарства. Тебе об этом известно?

Она тяжело вздохнула. На самом деле мы еще не успели это записать.

– Они стоят кучу денег. Достаточно, чтобы ты, он и даже Брей ни в чем себе не отказывали.

– Это он воровал, а не я, – заговорила Андерсон. – Это была не моя идея.

– Ты работала в полиции нравов, – сказал Марино, – и знаешь, куда сбывать эту дрянь. Ставлю на то, что ты придумала эту дерьмовую схему, ведь, хоть я и не люблю Чака, он не торговал наркотиками, пока в городе не появилась ты.

– Вы следили за Розой и за мной, чтобы запугать нас, – заявила я.

– В мою юрисдикцию входит весь город, – возразила Андерсон. – Я езжу повсюду. Если я ехала за вами, это не означает, что я преследовала какую-то цель.

Марино жестом выразил свое возмущение.

– Ладно, – согласился он, – почему бы нам не пойти в спальню Брей? Поскольку ты такой хороший детектив, может, посмотришь на разбрызганные по всей комнате кровь и мозги и скажешь, что там произошло? Если ты ни за кем не следила и не продавала наркотики, можешь вернуться к работе и помочь мне, детектив Андерсон.

Она побледнела. В глазах появился смертельный ужас.

– Что? – Марино сел рядом с ней на диван. – У тебя с этим проблемы? Хочешь сказать, что не поедешь в морг и не будешь присутствовать при вскрытии? Не желаешь выполнять свою работу?

Он передернул плечами, встал и начал расхаживать по комнате, то и дело качая головой.

– Да, надо признаться, зрелище не для слабонервных, это точно. У нее лицо похоже на котлету...

– Прекратите!

– А груди так изжеваны, что...

Глаза Андерсон наполнились слезами, и она закрыла лицо ладонями.

– Как будто кто-то не смог удовлетворить свое желание и взорвался сексуальной яростью. Настоящее садистское убийство на почве страсти. А если уродуют лицо жертвы, то тут кроются уже личные мотивы.

– Прекратите!.. – завизжала Андерсон.

Марино замолчал и изучающе посмотрел на нее, словно на математическую задачку на классной доске.

– Детектив Андерсон, – произнесла я. – Во что была одета заместитель шефа полиции Брей, когда вы пришли к ней вчера вечером?

– В легкую зеленую блузку. Вроде как атласную. – Ее голос задрожал, но она справилась с собой. – Черные вельветовые брюки.

– Что насчет обуви?

– Высокие сапоги. Черные. И черные носки.

– Какие украшения на ней были?

– Кольцо и часы.

– Какое белье, бюстгальтер?

Андерсон посмотрела на меня, и я заметила, что у нее течет из носа. Она говорила так, будто простудилось.

– Это важно для меня, – пояснила я.

– Про Чака – все правда, – сказала она, не ответив на мой вопрос. – Но это была не моя идея, а ее.

– Это идея Брей? – Я позволила увести допрос в сторону.

– Она перевела меня из полиции нравов в отдел по расследованию убийств. Хотела убрать вас как можно дальше, – обратилась она к Марино. – Она долгое время зарабатывала на таблетках и бог знает на чем еще, да и сама принимала много таблеток.

Андерсон снова переключила внимание на меня и вытерла нос тыльной стороной ладони. Я открыла сумочку и протянула ей салфетки.

– Она и от вас хотела избавиться, – прошептала Андерсон.

– Это было очевидно, – сказала я и подумала, как тяжело поверить, что человек, о котором мы говорим, превратился в изуродованные останки, найденные в задней комнате этого дома.

– Я знаю, что на ней был бюстгальтер, – продолжала Андерсон. – Она всегда его надевала, так как носила блузки с глубоким декольте или расстегивала верхние пуговицы рубашек. А потом наклонялась так, чтобы можно было увидеть грудь. Она все время это делала, даже на работе, поскольку любила наблюдать за реакцией.

– Чьей реакцией? – спросил Марино.

– Ну, люди всегда на нее реагировали. А кроме того, юбки с разрезом, которые выглядели обычно, пока она не скрещивала ноги... Я говорила ей, нельзя так одеваться.

– Чьей реакцией? – повторил Марино.

– Я ей все время говорила, что так одеваться неприлично.

– Скромному детективу нужна большая смелость, чтобы говорить заместителю шефа полиции, как нужно одеваться.

– Я думала, полицейские не должны видеть ее в таком виде и так смотреть на нее.

– Может быть, ты ревновала?

Андерсон не ответила.

– Спорю, она знала, что ты ревнуешь и злишься и это унижает и огорчает тебя, так ведь? Брей получала от этого удовольствие. Она такая. Заведет тебя, а потом смотрит, как ты мучаешься, и веселится.

– На ней был черный бюстгальтер, – сказала мне Андерсон. – С кружевами. Не знаю, что еще на ней было надето.

– Она тебя использовала как хотела, – заметил Марино. – Превратила тебя в наркокурьера, в девочку на побегушках, послушную собачку. Что еще она просила тебя сделать?

Андерсон начинала понемногу злиться.

– Заставляла мыть машину? Об этом ходили разговоры. Она делала тебя никчемной сумасшедшей подхалимкой, которую никто не воспринимал всерьез. Печально, но факт: возможно, ты была бы хорошим детективом, если бы она оставила тебя в покое. У тебя даже не было на это шансов, потому что Брей держала тебя на коротком поводке. Вот что я тебе скажу. Брей не сталд бы спать с тобой одной – ни за что на свете. Такие, как она, спят со всеми подряд. Они холоднокровные, как змеи. Им не нужно, чтобы их кто-то согревал.

– Ненавижу ее, – произнесла Андерсон. – Она обращалась со мной как со скотиной.

– Тогда зачем ты продолжала приходить сюда? – спросил Марино.

Андерсон смотрела на меня, как будто не слышала вопроса.

– Она садилась в кресло, где сидите вы. И приказывала готовить ей напитки, разминать плечи, руки и ноги. Иногда заставляла делать массаж.

– И ты делала? – воскликнул Марино.

– Она накидывала халат на голое тело и ложилась на кровать.