Ты окажешься на улице! Вот шанс сбежать!

Затем Люси вспомнила, что у нее нет никакой обуви.

И она не может бросить Кэролайн.

Похититель открыл дверь, и они вышли на веранду. Снег уже почти прекратился, лишь несколько снежинок медленно спускались на землю, но небо насупилось в преддверии нового снегопада. Воздух был холодным и влажным, и свет из дома играл отблесками на толстом сером покрывале, окружавшим их.

– Шагай, – приказал мужчина. – Мы идем к амбару.

Люси почти ничего не видела в плотной мгле и съежилась, едва ступив на снег. Она обморозит ноги еще на пути в амбар. Но раз уж здесь стоит ферма, значит, поблизости должны быть и другие хозяйства. Пленница мельком оглянулась, но не увидела рядом с домом машины. Ее ноги сначала словно загорелись от ледяной стужи снега, но совсем скоро она вообще перестала их чувствовать.

Женщина едва могла идти. Она обняла себя за плечи, пытаясь хоть немного согреться, но чем больше старалась, тем холоднее становилось.

Амбар маячил где-то далеко впереди – высокое темное сооружение, выступавшее некрашеными боками во мгле. Когда похититель открыл дверь, знакомый смердящий запах ударил ей в нос – кровь. Что это – скотобойня? Ведь она на ферме, значит, кровь может принадлежать коровам или свиньям.

– Иди в пятое стойло справа.

Люси подняла руку. Похоже, ему нравилось, что она следует его приказаниям.

– Говори.

– Зачем тебе все это? Я просто не знаю, ты не понимаешь…

Он ударил ее хлыстом по шее, и от мгновенного ожога слезы выступили у нее на глазах.

– Ты ничего не понимаешь, потому что ты безмозглая самка. Женщинам, как ты, необходимо строгое руководство. Тебя нужно держать в узде, потому что иначе ты ни на что не годишься.

Кинкейд прикусила щеку, подавив нестерпимое желание плюнуть в его самодовольное лицо.

– Ты прекрасно знаешь, кто я такой. Думаешь, что ты лучше меня, просто потому, что можешь приказывать вонючим подкаблучникам охотиться на мужчин, которые тебе не нравятся? Если б ты была одной из моих учениц, ты быстро научилась бы, что значит быть правильной, послушной женщиной.

Внезапная волна осознания захлестнула Люси. Она все еще не узнавала его лицо, ведь видела его фотографию всего один раз.

Если б ты была одной из моих учениц…

Питер Миллер. Учитель, который оказался за решеткой за секс с несовершеннолетними. Он был одним из условно-досрочно освобожденных уголовников в списке разработки ФОМД, но так и не явился на подставное свидание.

– Как ты нашел меня?

– Я умнее тебя. И лучше тебя ориентируюсь в Интернете. Но мне даже не пришлось взламывать сервера организации, которая пыталась отправить меня обратно в тюрьму. Я читал газеты, слышал о всех тех условно-досрочно освобожденных, которых снова арестовывали. Дважды два равно четыре. Но тебе этого не понять, это выше тебя, правда ведь? А однажды я проник в ваш офис. Легче легкого. Подружился с одним из волонтеров. Ты ее знаешь. Стейси Свансон. Мы вместе готовили пригласительные на этот ваш благотворительный вечер на прошлой неделе. А я слушал. Я слушал все очень внимательно. Тогда-то я и понял, что это была ты.

Тело Люси била неконтролируемая дрожь. Она бы узнала его, если б Миллер заявился в офис ФОМД… Но никак не могла узнать его сейчас. Мужчина не просто сменил что-то в своем облике, он поменялся полностью. Волосы. Глаза. Лицо.

Люси помнила Стейси Свансон, та приходила раз в неделю, но в последнее время ее не было видно.

Миллер широко улыбнулся, но при этом его лицо приняло еще более зловещее выражение, чем если бы оно было искажено злобой.

– Я знаю, как заставить людей видеть то, что я хочу.

– Ты убил Коди, – прошептала она.

Его улыбка растаяла, и он не ответил.

– Иди к пятому стойлу.

Женщина повернула и, пошатываясь и запинаясь, словно пьяная, направилась к стойлу, чувствуя, как горят обмороженные ноги, и прилагая все усилия, чтобы не упасть.

– А теперь стой – и посмотри направо, – раздался его голос, словно издалека.

Люси повиновалась, и похититель включил яркий свет.

На подстилке из сена в стойле лежало обезглавленное тело. Дальняя стена была покрыта кровью, осколками костей и мозгового вещества.

Люси не знала, что наводило на нее больший ужас – тело или окружающие ее пустые стойла. Все стены были покрыты кровавыми пятнами и разводами.

Она закричала, и он засмеялся ей в ответ.

– Урок номер один. Делай в точности так, как я говорю, или окажешься в следующем стойле. Стейси оказалась очень непослушной ученицей.

Люси рванула с места, думая лишь о том, как добраться до дома первой, запереться внутри, найти телефон и позвонить в 911. Замерзшие и онемевшие ноги не слушались ее, но она бежала, силой воли заставляя двигаться свои окоченевшие мышцы.

Люси, беги, это вопрос жизни и смерти!

Похититель не отставал – он был обут, но, что еще хуже, вооружен хлыстом. Женщина услышала свист хлыста, разрезавшего холодный воздух, почувствовала обжигающий удар по ногам и упала на колени.

Она попыталась подняться на ноги, затем принялась ползти, но хлыст, казалось, был повсюду, и Люси показалось, что это и есть последний момент в ее жизни.

* * *

Связываю ее, как животное, и волоком тащу сквозь сугробы обратно в дом.

Урок номер два: не пытайся сбежать.

Она кричит, но я не сбавляю шаг. Пусть кричит, никто не услышит. Скоро она потеряет голос. Так случается почти со всеми после пары дней абсолютно бесполезных криков и шума. Никто не услышит. Никто не придет. Всем плевать на них. Всем, кроме меня.

Стаскиваю ее вниз по ступенькам, и она начинает рыдать. Запираю ее в клетке. Она ноет и не двигается. Приковываю ее наручниками к прутьям клетки, потому что не доверяю ей. Она не похожа на остальных женщин. Она испорчена до мозга костей.

Но и она научится.

Поднимаюсь по лестнице, выключаю свет. Слышу ее всхлипывания. Затем самка кричит: «Я убью тебя! Ты долбаный ублюдок, я убью тебя!»

Замираю на месте.

Девка выругалась на меня. Она посмела открыть рот без моего разрешения.

Снова включаю свет. Спускаюсь по лестнице и смотрю на нее сквозь прутья решетки. Моя злость закипает, словно в жерле вулкана.

Как смеет самка так мне дерзить?

– Что ты хочешь от меня? – кричит эта женщина. Она напугана, но не сломлена.

Мне нравится ее страх.

– Я не разрешал тебе говорить, – говорю я.