Засовываю руку в карман и включаю электрошокер. Жду, пока он полностью зарядится. Девка смотрит на меня, ее губы посинели от холода на улице, лицо раскраснелось, тело безвольно дрожит. Она трет свои покрасневшие ноги. Я достаю электрошокер из кармана. Направляю на нее. Разряд.

Люси бьется в конвульсиях. Ее голова ударяется о металлическую решетку клетки – один раз. Два раза. Она пытается дотянуться до чего-нибудь, но ее рука устремлена в пустоту. Парализованная девка падает на земляной пол.

Смотрю на вторую самку.

– Ты говорила с ней, хотя я не разрешал тебе открывать рта. Не говори с ней больше. Ни одного слова. Я еще не решил, кто из вас двоих достоин стать моей ученицей. Слушайся меня, и ты будешь жить.

По крайней мере, несколько дней.

Я поднимаюсь по лестнице, выключаю свет и закрываю за собою дверь.

Шон разговаривал с Мари Фитцджеральд по громкой связи в своем кабинете. Ганс, Диллон и Кейт сидели по другую сторону его рабочего стола. Роган попросил Ганса объяснить ситуацию бывшей жене Миллера его спокойным, уравновешенным голосом. Детектив рассматривал ее фотографию из колледжа – симпатичная, милая блондинка.

– Как вы меня нашли? – был ее первый вопрос. В голосе женщины звучали нотки страха.

– Обещаю вам, что он никогда не узнает, где вы живете и как вас сейчас зовут, – ответил Ганс.

– Откуда мне знать, что я могу вам доверять?

– Я знаю, что это непросто, но, если хотите, можете навести обо мне справки у заместителя директора ФБР Рика Стоктона. Мы подождем.

Роган хотел закричать «нет, мы не можем ждать!», но сдержался. Вместо этого он сказал:

– Мари, вы знаете, что Питер Миллер – больной садист и ублюдок, и если вы не поможете нам найти его, он убьет женщину, которую я люблю.

Он не заметил взглядов, какими обменялись Кейт и Диллон, но осознал в тот самый момент, что действительно любит Люси. От мысли о том, что он может ее потерять, его бросало одновременно и в жар и в холод.

– Я познакомилась с Питером в колледже, – ответила Мари. – Он был очень милым, несколько старомодным парнем. Он открывал передо мной двери и обращался со мной как с принцессой. Мой отец был церковным пастором из маленького городка, смиренным и набожным человеком. Я думала, что Питер такой же. Мы оба хотели детей, оба хотели, чтобы я присматривала за домом и растила наших сыновей и дочерей. Я все та же провинциальная девушка из маленького городка, но больше никому не позволю вытирать об себя ноги…

Мы поженились в наш выпускной год. Я думала, что нашла любовь своей жизни. Может быть, я действительно его любила, а может, любила лишь идею идеального, внимательного мужа, думавшего о каждой мелочи, которая могла мне понадобиться. Однажды ночью мне стало очень плохо, и он до утра просидел у моей кровати, вытирая мое лицо холодным полотенцем, чтобы сбить температуру. Он говорил мне, что я – его ангел.

– Что же такое произошло, что изменило его? – спросил Ганс.

– В том-то и дело – ничего. Он всегда был… как вы сказали, мистер Роган? Больным ублюдком и садистом. Я просто этого не замечала. Он никогда не выпускал меня из виду. У меня не было никаких друзей, кроме его друзей, да и с теми немногими товарищами, что у нас были, я не могла встречаться без него. Поначалу я этого не понимала.

Мы переехали в Уилмингтон после окончания колледжа, потому что ему предложили должность преподавателя в школе. Я же целыми днями изнывала от скуки. Не могла же я все время готовить, печь и убираться в доме. Я спросила у него, могу ли вступить в литературный клуб. Я знаю, о чем вы думаете, – почему я должна была спрашивать его разрешения? Просто у нас так было принято. Во многих аспектах муж заменил мне отца. Я всегда спрашивала обо всем своего папочку, и мой папочка всегда говорил «да». Он сам хотел, чтобы я пошла учиться в колледж, чтобы я училась чему-то новому, чтобы могла сама о себе позаботиться. Но Питер хотел сам обо мне заботиться. Он не хотел, чтобы у меня была какая-либо отдельная от него жизнь… Нет, я неправильно выразилась. Все было хуже. Он запрещал мне иметь другую жизнь.

Я умоляла его. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы убедить его в том, что литературный клуб никогда не сможет встать между нами. Он познакомился со всеми женщинами из клуба, наверное, проверил их всех по бог знает каким базам данных, чтобы убедиться в том, что они его устраивают. И наконец я получила разрешение посещать клуб. Всего один вечер в неделю, по понедельникам.

– Он следил за вами, не так ли? – спросил Шон.

– Да, – ответила Мари. – Я этого не знала, но, оказывается, он сидел снаружи у дома той из нас, у которой мы собирались в тот вечер, и наблюдал. Я пыталась подвигнуть его на то, чтобы сходить куда-нибудь с мужьями других членов клуба – они всегда отправлялись в бар смотреть «Футбол по понедельникам» или что-то вроде этого. Мне очень нравились эти люди, но Питер отказался. Когда я узнала, что он следит за мной, мы в первый раз поссорились. Это произошло спустя два года после нашей свадьбы – до этого мы ни разу не ссорились. И все потому, что я соглашалась со всем, даже с его идиотскими правилами. Я просто хотела сделать своего мужа счастливым, но в конце концов поняла, что Питер совсем не такой, как мой отец, и совсем не такой, каким я его считала. Несколько месяцев я не могла признаться своим подругам в том, что начала бояться Питера. И призналась только из-за того… что он сделал, – ее голос надломился.

– Что он сделал, Мари? – спросил Ганс после неловкого молчания.

– Он нашел у меня «В постели с врагом» Нэнси Прайс и прочитал ее. Был еще фильм с Джулией Робертс, но книга оказалась более красноречивой. И Питер просто слетел с катушек. Он бросил меня на кровать и вырвал из книги все страницы, одну за другой. Одну за другой – медленно и методично. Потом разорвал каждую страницу на сотни маленьких кусочков. Все это заняло несколько часов. Я лежала и боялась пошелохнуться – в его глазах было что-то такое, что наводило на меня ужас.

Я попросила своих подруг из клуба пообедать вместе на следующий день, пока Питер был на работе, и они убедили меня уйти от него. Я рассказала им все – меня словно прорвало. Я рассказала о том, что мне запрещается пользоваться косметикой вне дома, если его не было рядом. О том, что я могла надевать только платья. О его навязчивых идеях…

Она замолчала, и Ганс спросил:

– Каких навязчивых идеях?

– Питер был у меня первым. Я была девственницей, и это его радовало. Мои родители вырастили меня убежденной в том, что я должна была сохранить себя для мужа, и Питер относился к этому с уважением. До нашей первой брачной ночи он и намеков себе никаких не позволял. Но после той ночи каждый раз перед занятием сексом он заставлял меня принимать душ. И после. Когда мы занимались сексом, он действовал как автомат, как робот, запрограммированный выполнять свои движения, без чувства, без страсти. Однажды, когда мы были женаты еще не так долго, я позволила себе выпить вина за ужином. Я редко пью и от двух бокалов немного захмелела. Когда я попыталась сделать в кровати нечто новое, нечто, о чем я читала, он назвал меня шлюхой… – Голос Мари снова надломился, и эмоции переполнили ее. – Он сказал мне, что если я еще хоть раз попробую сделать что-либо подобное, он расскажет моему папе о том, какая я грязная и порочная. Я чувствовала такой стыд, такое унижение!