После упразднения прихода здание храма использовалось под складские помещения. В 1947 году в храме вспыхнул первый пожар, во время которого пострадали деревянные детали декора, фрески, несколько статуй. Но сильнее всего пострадал орган. В последующие годы помещения храма использовались различными организациями как склады.

В конце 1970-х годов по решению исполкома Ленсовета здание храма передали в ведение Ленинградской филармонии для организации там органного зала. В 1977 году были установлены деревянные леса и начался ремонт, но шел крайне медленно.

Казалось, злая судьба преследовала Моро даже после смерти. 14 февраля 1984 года, в день рождения Моро, произошел второй, наиболее разрушительный пожар, который уничтожил остатки убранства интерьеров, разрушил мраморные скульптуры, свел на нет многолетнюю работу реставраторов. Сильного огня не выдержал даже мрамор. Пострадала памятная плита, посвященная королю Станиславу-Августу Понятовскому После пожара окна обгоревшего помещения забили досками и металлическими листами; был составлен новый план реставрации, но в 1989 году реставрация была приостановлена, храм был заброшен. На первом этаже в приходских помещениях расположились кабинеты Музея истории религии и атеизма, а выше — частные квартиры.

* * *

Возрождение храма началось в 1991 году и продолжалось 12 долгих лет, когда наконец 11 мая 2003 года состоялось освящение трансепта; и впервые после закрытия храма в 1938 году митрополит вошел в храм через главные двери с Невского проспекта, которые теперь постоянно открыты для верующих.

Однако радость была недолгой. В 2005 г. на Невском проспекте, прямо у дверей храма, с разрешения властей города был проведен гей-парад. Это «мероприятие» осквернило не только церковь, ее прихожан, всех верующих, но и прах прославленного французского генерала, ибо происходило всего в 5 метрах от его могилы.

Прав был де Кюстин, когда писал свой знаменитый памфлет о России и нравах русского общества в 1839 г. Вероятно, правы и мы, если скажем, что за эти годы здесь мало что изменилось. Несчастный Моро!

Императорская полиция конфисковала около 500 000 франков, которые Моро имел на различных счетах у французских банкиров, и обнародовала так называемое «Обращение Моро к французскому народу», текст которого существенно отличался от того, который генерал подготовил на самом деле.

Мы приводим здесь сокращенный, но оригинальный текст обращения генерала Моро к французской нации:

«Я пришел к вам не как второй Кориолан, чтобы учинить личную месть: я прибыл для того, чтобы освободить свою страну от ига, которое над ней довлеет. Как только эта цель будет достигнута, я вольюсь в ваши ряды, и мы будем вместе».

Естественно, Наполеон поспешил заявить во всеуслышание, что ядро, поразившее его врага, было местью Провидения. Он даже поощрял легенду, что именно он навел орудие на Моро и поразил предателя. И, вероятно, наивные французы поверили, что Моро был сражен в своеобразной дуэли на пушках с их императором.

Госпожа Левен, супруга российского посла в Лондоне, первой сообщила госпоже Моро о смерти ее супруга, затем прибыл Поль де Шевенен и поведал ей печальные подробности смерти генерала.

Она поблагодарила царя за доброту, пообещала приехать в Россию, где ее брат, полковник Уло, собирался служить, но в последний момент передумала и осталась жить в Англии.

Вскоре Поль де Шевенен опубликовал в Лондоне небольшую брошюру с описанием своего путешествия из США в Европу вместе с Моро и о последних днях жизни генерала.

Еще раз выразив свое пожелание госпоже Моро видеть ее у себя при дворе, где бы юной Изабель был бы дарован титул фрейлины российской императрицы, Александр I своим указом от февраля 1814 года назначил госпоже Моро единовременную выплату в 100 000 рублей и ежегодную пенсию за потерю мужа в размере 30 000 рублей. По тем временам это была огромная сумма, имея в виду, что за один рубль на Лондонской бирже в среднем давали 1,2 фунта стерлингов, так что будущее Изабель уже было обеспечено.

25 марта 1814 года во время сражения при Фер-Шампенуазе от двух французских пуль, попавших в сердце, пал полковник Рапатель, в момент, когда он предложил французам сложить оружие. Рапатель так и не оставил после себя мемуаров, которые могли бы пролить более яркий свет на события, связанные с похоронами генерала Моро в Санкт-Петербурге. Рапатель вел дневник, описывающий последние дни жизни Моро. Но записи в нем обрываются 30 августа 1813 года. Этот дневник, подлинность которого подтверждена всеми историками Моро (в сравнении с записками Поля де Шевенена), представляет собой бесценную историческую реликвию. Этот дневник, кстати, был обнаружен в Санкт-Петербурге вместе с другими бумагами Рапателя и, в частности, с его завещанием, составленным в российской столице еще 18 октября 1812 года. Вот выдержка из него:

«Я, нижеподписавшийся Жан-Батист Рапатель, полковник генерального штаба Его Величества Императора Всероссийского, прошу в случае моей смерти во время боевых действий против разбойника Бонапарта передать все мое имущество и деньги моей сестре мадам Уйе, проживающей в Ренне на улице Дам». В настоящее время дневник Рапателя хранится в архивах Иль-э-Вилена.

Главная русская столичная газета «Санкт-Петербургские Ведомости», выходившая в то время по вторникам и пятницам, так ничего и не сообщила о последней мессе в память генерала Моро, состоявшейся в приходе Святой Екатерины Александрийской.

31 марта 1814 года Александр I и союзные монархи торжественно вошли в Париж. Справа от царя находился король прусский, а слева — фельдмаршал Шварценберг. По меткому замечанию французского историка Луи Пэнго, «в этой торжественной процессии душа генерала Моро как будто незримо витала рядом с Александром, гарантом либерализма, который завещал Франции Моро».

Людовик XVIII, задержавшийся в своей английской резиденции в Хартвелле из-за обострения подагры, смог прибыть в Париж только 26 апреля 1814 года. 2 мая он вновь обрел свой трон.

* * *

Александр I, справедливо считая себя вождем антинаполеоновского крестового похода и реставратором трона Бурбонов, и следуя обещанию, данному генералу Моро, хотел повлиять на короля в плане политических изменений в духе либерализма. Он написал королю письмо, в котором выражал надежду на изменения в политике Франции.

Однако Людовик XVIII не удостоил письмо царя ответом. Король Франции не принадлежал к числу тех эмигрантов, которые «ничего не забыли и ничему не научились». Как раз наоборот, он знал и принимал принципы конституционного правления, но вместе с тем хотел править не как мститель, а как король, объединивший нацию, и в этой связи осознавал себя монархом, наделенным божественным правом. Он не любил этого «республиканского суверена», каким хотел казаться царь. Более того, он ненавидел философские нравоучения, а предпочитал душевную беседу, умение находить нужное и к месту сказанное слово, как свое, так и собеседника. И, наконец, он не забыл, как с ним обращались русские царедворцы во время его вынужденного изгнания в Митаве и грубую высылку за пределы Российской империи сразу после подписания Тильзитского мирного договора. И когда Александр написал ему второе письмо, упрекая, в частности, за упразднение триколора и замену его на белое с лилиями знамя, король проявил все свое высокомерие, свойственное Бурбонам. Русский царь прибыл в Компьень, чтобы лично вручить это письмо королю. Вот тут-то Людовик попытался отыграться в полную силу. Нанося визиты графу д'Артуа, герцогине Ангулемской, графу Беррийскому и другим отпрыскам королевской фамилии, Александр всегда занимал самые роскошные апартаменты. Здесь же, у короля, ему предоставили самую плохую комнату, какую смогли найти во дворце. Возмущенный Александр приказал своему кучеру быть готовым к немедленному отъезду сразу после обеда, во время которого Людовик XVIII еще раз унизил царя, напомнив метрдотелю, подававшему блюдо гостю, порядок сервировки стола: «Вы должны обслуживать меня в первую очередь».