К этому времени мадам Моро с дочерью тоже вернулись в Париж.

Заручившись поддержкой царя, сенатор Лажюине (тот самый, который первым назвал Лазаря Карно «организатором побед») 26 апреля объявил в Сенате о полной реабилитации генерала Моро. Было во всеуслышание заявлено, что «генерал Моро, потерявший сына на чужбине и не сумевший обеспечить своей больной жене возможности лечиться во Франции, всегда пользовался уважением истинных французов и признательностью родины…, что император всероссийский отнесся к французам с тем же уважением и симпатией, которые он всегда испытывал к генералу Моро». Академик и сенатор Гара выступил с предложением обратиться в мэрию Парижа с просьбой разработать проект памятника Александру и Моро, стоящими вместе на одном пьедестале.

«25 июня 1816 года в Париже состоялась религиозная служба в память о генерале Моро, — пишет Морис Гарсо, — и король Людовик XVIII, который хотя и знал о либеральных и республиканских взглядах генерала, тем не менее вскоре присвоил госпоже Моро титул маршальши с годовой пенсией в 12 000 франков. Теперь будущее семьи Моро было обеспечено и во Франции».

И хотя титул маршала даже посмертно никогда не был официально присвоен Моро и не существует ордонанса, дарующего этот титул супруге генерала, она тем не менее во всех официальных документах именуется маршальшей и, в частности, в том, по которому ей назначалась указанная пенсия. В этом документе, подписанном королем 18 октября 1814 года, говорится: «Этим актом мы еще раз подтверждаем свое уважение и признательность генералу, имя которого стоит в ряду прославленных военачальников, оказавших великую честь французскому оружию».

Эту оценку, исходящую от короля, который, несмотря на свои убеждения, соглашался сыграть в игру под названием «конституционная монархия», Моро, пожалуй, принял бы, так как в последние годы он начал склоняться к формуле «монархия прав человека».

Учреждая орден Почетного легиона, создавая новое дворянство и новый двор, Наполеон постепенно переходил к старой, кастовой форме правления и, по выражению Пьера Савинеля, был «человеком Старого порядка». Это он называл Людовика XVI «моим добрым дядюшкой Луи». Это он силой затащил к себе в постель девственную эрцгерцогиню австрийскую, чтобы та родила ему сына. Настоящий республиканец! Достойный сын революции! Он правил дворянами ради голубой крови. В этом смысле он превзошел Моро. Бонапарт задушил в колыбели новую Францию, то есть общество, которое пыталось создать новый порядок, основанный на уважении и признании прав личности. Он подчинил эту новую общественно-экономическую формацию архаическому порядку, основанному на привилегиях и придворной лести.

И вот, благодаря стараниям госпожи Моро, фрейлины герцогини Ангулемской, часто бывавшей при дворе, голубая кровь вновь потекла в жилах семьи Моро — братьях, сестрах и племянниках генерала. Этим же Старым порядком был восстановлен фамильный герб Моро, представлявший собой букву М, расположенную в зеве у серебряной рукоятки шпаги, отделанной золотом и украшенной с обеих сторон двумя ветвями серебряных лилий на фоне горностая.

Младший брат генерала — Жозеф Моро — стал префектом г. Коррезе. К этому времени относится и публикация книги судьи Лекурба, брата известного генерала Лекурба, которая поведала Франции, как силой было навязано обвинение генералу Моро в 1804 году.

Сенатор Гара вскоре после своего знаменитого выступления в Сенате опубликовал в память о Моро брошюру, полностью реабилитирующую генерала.

Роялистская пресса устроила шумиху по поводу этой хвалебной риторики. Она восхваляла и русского царя, и генерала Моро. Виктор Гюго, отец которого был другом Моро, написал в честь генерала стихи, которые, хотя и были одними из первых работ начинающего писателя, оказались весьма трогательными и искренними. В оде «Девы Вердуна», скорбя о судьбе трех девушек, гильотинированных только за то, что подарили цветы завоевателю, он обвиняет солдат, которые, увлекшись боем, не смогли предотвратить этой кровавой расправы:

В предместьях Дрездена, на месте ранения Моро, союзники установили гранитный обелиск в форме куба, на одной стороне которого были выбиты по-немецки следующие слова: «Здесь геройски пал Моро, сражаясь рядом с Александром».

В период Ста дней мадам Моро вновь уехала в Англию и поселилась в Ричмонде, где встретила свою старую подругу по ссылке — мадам де Невиль. Вдова генерала Моро не сразу вернулась во Францию после Ватерлоо, так как Наполеон распорядился заморозить счета Моро в банках Франции. Когда это препятствие было преодолено, мадам маршальша приехала в Париж. Хид де Невиль был назначен послом в США и в этой связи 22 августа 1815 года получил от короля титул барона.

Министерским циркуляром от февраля 1816 года предписывалось возведение памятников Моро и Пишегрю в тех провинциях, где они родились. Однако в части, касающейся памятника Моро, муниципальный совет г. Ренна постановил «считать нежелательной установку статуи, напоминающей о событиях, которые могут навредить памяти о генерале». Речь шла о революционной борьбе, которую вел Моро, будучи студентом.

Бернадот после коронации в Стокгольме в 1818 году назначил денежную дотацию дочери Моро — Изабель, которая пять лет спустя вышла замуж за Эрнеста-Алексиса Дюбуа, виконта Курвальского и Анизийского, дворянина из окружения будущего короля Карла X. Изабель присутствовала на его коронации в 1825 году Ей было 20 лет.

Госпожа Моро так и осталась вдовой и, не пытаясь более выйти замуж, прожила еще несколько лет. Хотя в свете говорили, что в 1814 году маршал Макдональд, тоже вдовец, хотел жениться на мадам Моро, даме бальзаковского возраста (ей было 33). В письме к племяннице от 5 ноября 1814 года Макдональд пишет: «Я завершил вечер в гостях у мадам маршальши, которая приехала из Вири, чтобы вступить во владение домом на улице Победы». В другом письме герцог Тарентский пишет: «…среди дам была и госпожа маршальша. Говорят, что мы собираемся пожениться. Эти слухи мне очень лестны, и мадам Моро мне подходит, но боюсь, эти слухи далеки от реальности. Мы вместе очень смеялись над ними».

Последний прижизненный портрет вдовы Моро был написан малоизвестным французским художником-миниатюристом Фредериком Милле. Миниатюра выставлялась в салоне в Париже в 1819 г. К сожалению, мы не нашли этой миниатюры ни в одном из двухсот крупнейших музеев мира. Возможно, она стала достоянием наследников семьи Моро или была продана частному лицу.

Столько сделав для образования дочери, мадам Моро не суждено было увидеть ее свадьбы. Эжени Моро умерла в 1821 году в Бордо в возрасте 40 лет. Она была похоронена на кладбище этого города 1 сентября, ровно через 8 лет после того, как сердце генерала Моро было извлечено из его тела и затем доставлено ей. На надгробном камне высечены следующие слова: «Здесь покоится прах маршальши Моро—Луизы Александрины Эжени Уло, супруги генерала Моро, родившейся на о. Иль-де-Франс 5 июля 1781 года. Очарование ее души и доброта составляли счастье ее супруга, ее добродетели смягчали его несчастья, а благородные поступки делают честь ее памяти. Здесь, рядом с супругой, которую он так любил, покоится сердце генерала Жана-Виктора Моро, главнокомандующего французскими армиями, родившегося в Морле 14 февраля 1763 года и скончавшегося 2 сентября 1813 года».