Моя эйфория продлилась недолго. Волосы у меня на голове зашевелились.

— Что, совсем по-другому?

— Совсем-совсем. Ты не будешь служить в ТИПА-27. На самом деле там вообще не будет ТИПА-Сети. Вторая мировая война закончится в тысяча девятьсот сорок пятом году, а Крымская не протянется дольше тысяча восемьсот пятьдесят четвертого.

— Понятно. Нет Крымской войны? Значит, Антон там будет жив?

— Выходит, что так.

— Давай же, перенеси меня туда, папа!

Он положил руку мне на плечо и сжал его.

— Есть еще кое-что. Если ты принимаешь решение, то должна точно знать, на что идешь. Там исчезнет все. Все, что ты сделала и сделаешь. Не будет ни дронтов, ни неандертальцев, ни «Говорящих Уиллов», ни гравиметро…

— Гравиметро не будет? Но как же там люди путешествуют вокруг света?

— На реактивных лайнерах, таких больших пассажирских воздушных транспортных средствах, которые летают на высоте в семь миль со скоростью в три четверти звуковой, а то и больше.

Этот новый мир был просто нелеп, и я так ему и сказала.

— Я знаю, это странно, Душистый мой Горошек, но ты не почувствуешь разницы. В том мире гравиметро станет тебе казаться столь же диким, как здесь — самолеты.

— А мамонты?

— Мамонтов там нет. Но зато там есть утки.

— А «Голиаф»?

— Под другим названием.

Я помолчала немного.

— А «Джен Эйр» там будет?

— Да, — вздохнул отец. — «Джен Эйр» будет всегда.

— И Тёрнер? Он и там напишет «Последний рейс корабля „Отважный“»?

— Да, и Караваддджжжо там будет, только его имя будет писаться попроще.

— Тогда чего мы ждем?

Мой отец немного помолчал.

— Есть одна закавыка.

— Какая еще закавыка?

Он вздохнул.

— Лондэн там выживет, но окажется, что вы с ним никогда не встречались. В том мире Лондэн с тобой даже не познакомится.

— Но я-то его узнаю. Я могу познакомиться с ним, правда?

— Четверг, ты не из того мира. Ты извне. Ты по-прежнему будешь ждать ребенка от Лондэна, даже не осознавая, что живешь в параллельном времени. У тебя не останется воспоминаний о прежней жизни. Если хочешь попасть в параллельное время, чтобы увидеть Лондэна, тебе придется обзавестись новым прошлым и новым будущим. Как бы странно это ни звучало, но, чтобы увидеть его, ты должна совсем забыть о нем, а он о тебе.

— Так вот в чем закавыка, — протянула я.

— Да, не лучший вариант, — согласился папа.

Я немного подумала.

— И я не буду в него влюблена?

— Боюсь, нет. У тебя сохранятся некоторые остаточные воспоминания, какое-то безотчетное чувство к тому, кого ты никогда не встречала.

— Значит, меня ждет душевное смятение?

— Да.

Он очень серьезно смотрел на меня. Все они на меня смотрели. Леди Гамильтон, которая крадучись подбиралась к выпивке, остановилась и тоже уставилась на меня. Понятно, исчезнуть мне надо. Но утратить все воспоминания о Лондэне? Тут и думать нечего.

— Нет, пап. Спасибо, не надо.

— Ты не понимаешь, — начал папа отеческим наставительным тоном. — Через год ты сможешь вернуться, и все будет как…

— Нет. Я и так почти потеряла Лондэна.

И тут меня осенило.

— Кроме того, мне есть где спрятаться.

— Где? — удивился отец. — Где ты можешь спрятаться от Лавуазье? В нашем распоряжении только прошлое, будущее, параллельное и другое время!

Я улыбнулась.

— Ошибаешься, папочка. Есть еще одно место. Там меня не найдет никто — даже ты.

— Горошек! — взмолился он. — Отнесись к этому серьезно! Куда ты отправишься?

— Просто, — медленно проговорила я, — затеряюсь в хорошей книге.

Несмотря на все уговоры, я попрощалась с папой, мамой и леди Гамильтон, тихонько выбралась из дому и на Джоффином мотоцикле помчалась к себе. Затормозив прямо у дверей, нахально проигнорировав по-прежнему карауливших меня голиафовцев и ТИПА-оперативников, я неторопливо вошла в дом. Они еще минут двадцать потратят на рапорты в штаб, подъем по лестнице и высаживание двери, а собрать мне надо совсем немного. Воспоминания о Лондэне не потускнели, они послужат мне опорой, пока я его не верну. И я непременно добьюсь своего, но мне нужно время, чтобы отдохнуть, прийти в себя и спокойно, без помех и суеты произвести на свет нашего ребенка. В большой саквояж уместились четыре банки кошачьего корма, два пакетика ментоловых конфет, большая банка маргарина «Мармайт» и два десятка батареек, немного сменной одежды, фотографии моей семьи и «Джен Эйр» с застрявшей в обложке пулей. Поверх всего я сунула сонную и растерянную Пиквик вместе с яйцом и застегнула саквояж на молнию так, чтобы торчала только ее голова. Затем уселась в кресло перед дверью, раскрыла на коленях «Большие надежды» и стала ждать. Врожденный талант книгостранника мне не достался, и, поскольку Путеводитель у меня отобрали, для преодоления границ вымышленного мира мне необходимо было почувствовать страх и знать, что меня могут схватить.

Я начала читать, когда в дверь осторожно постучали, продолжала под крики и приказы немедленно открыть, под глухие удары и треск ломаемого дерева, и наконец, когда дверь рухнула, перенеслась в пыльную комнату Сатис-Хауса в «Больших надеждах».

Мисс Хэвишем была просто в шоке, когда я объяснила ей, что мне требуется, — оно и понятно. Еще большее потрясение испытала она при виде Пиквик, но все же согласилась исполнить мою просьбу и уладила вопрос с Глашатаем при условии, что я продолжу обучение. Меня поспешно включили в Программу по обмену персонажами и определили на второстепенную роль в неопубликованном романе где-то в самых недрах Кладезя Погибших Сюжетов. Одна из героинь книги давно мечтала пройти курс драмы в Театральной академии в Рединге, и моя кандидатура подходила ей как нельзя лучше. Спускаясь на шестой цокольный с направлением Программы обмена за подписью некоего Бриггса,{25} я впервые за последние недели испытывала облегчение. Нужная книга, зажатая между первым наброском каких-то приключений в Тасмановом море и неоконченной комедией о гранатометчиках, отыскалась без труда. Я отнесла ее на рабочий стол и спокойно вчиталась в свой новый дом.

Я очутилась на берегу водохранилища в одном из центральных графств. Стояло лето, и в воздухе разливалось сладостное тепло, особенно приятное после зимнего ненастья дома. У деревянного причала, натягивая крепежные канаты, чуть покачивался от ветра большой, неисправный на вид гидросамолет. Из неприметной дверцы в крутобоком корпусе выпорхнула молодая женщина с чемоданчиком в руке.