Церковь позаимствовала также возглас «Аллилуйя!», означающий «Хвалите Господа!»; уже одна история этого «Аллилуйя!» – целая поэма; и слово «Адонай», которое звучит в больших антифонах перед Рождеством, и возглас «Эммануэль!», который латинские священники столько раз произносят у алтаря в переводе на латынь – Dominus vobiscum, то есть «Господь с вами!».

Помимо еврейских возгласов были и возгласы греческие. Некоторые из них латинская церковь использует и теперь, через столько веков после проезда апостолов, явившихся с Востока. «„Кирие элейсон” („Господи, помилуй!” по-гречески. – Пер.) повторяли триста раз в литаниях, предписанных святым Адрианом для произнесения при въезде Карла Великого в Рим. Этот возглас и сегодня повторяют четыреста раз в греко-славянском обряде в честь Воздвижения святого Креста. Пока сильные голоса мужчин и детей, жалобно повторяя лишь одну фразу „Господи, помилуй!”, четыреста раз звучат то выше, то ниже во всех оттенках человеческой гаммы и все более проникновенно, эклезиарх в молчании стоит у двери иконостаса, медленно поднимает Крест над головой, обращая его к каждой из четырех сторон света, а затем медленно наклоняется и касается лбом пола; это одно из самых волнующих зрелищ литургической драмы», – писал кардинал Питра. Он также писал, что еврейские, греческие и латинские возгласы всегда господствовали в богослужении во время таинств, во время радостных праздников и во время похорон, во время литаний и процессий, на заседаниях епископов во время соборов, на площадях и в театрах, словно на христианских комициях (так в Древнем Риме назывались народные собрания. – Пер.) и даже в боевых кличах. В качестве подобных примеров можно назвать похоронные гимны и благодарственные песнопения свидетелей мученичества святого Игнатия, а также те псалмы и оды, о которых пишет неизвестный автор процитированного Евсевием трактата «Против ереси Артемона». Этих од и псалмов верующие сочинили много с самого возникновения церкви – в честь божественности Христа. В их число входит «Великое славословие», то есть утренний гимн «Слава в вышних Богу…», который и сегодня звучит в латинских церквях; «Малое славословие», позже сокращенное до одного лишь «Слава Отцу.» (оно первоначально было частью более полной хвалы); «вечерний гимн», который каждый день пели среди псалмов во время вечерни. Упомянем также еще один вечерний гимн, еще более знаменитый, чем первый; он так же, как первый, возник в очень глубокой древности и до сих пор занимает место среди неизменяемых вечерних песнопений. Это один из самых прекрасных примеров христианской лирической поэзии II и III веков существования церкви. Дословно его текст звучит так: «О Иисус Христос, радостный свет святой славы бессмертного, святого, блаженного небесного Отца. В тот миг, когда солнце скрывается, видя вечерний свет, мы поем Бога – Отца, Сына и Святого Духа. Сын Божий, дающий жизнь, Ты достоин, чтобы тебя по любому случаю прославляли благочестивые голоса; вот почему вся вселенная славит тебя! Дети, хвалите Господа, хвалите имя Господа! Мы хвалим Тебя, воспеваем Тебя, благословляем Тебя из-за Твоей великой славы, Господь, наш Царь, Отец Христа, незапятнанного агнца, который уничтожает грехи мира. Вам полагается хвала, вам полагается гимн, вам полагается слава, Отцу, Сыну и Святому Духу во веки веков. Аминь».

Этот вечерний гимн, который пели в тот момент, когда зажигались факелы, не мог возникнуть позже III века; его считают современником Климента Александрийского (умершего примерно в 220 году). Святой Василий в своем «Трактате о Святом Духе» уже называет этот гимн древним и цитирует часть гимна – славословие – как доказательство догмата о Троице. Одновременно он упоминает как свидетельство веры христиан первых веков в Святого Духа, гимн, который был знаменит еще в IV веке и сочинен святым Афиногеном; этот святой стал мучеником в царствование Септимия Севера.

Таким образом, во II и III веках существовала христианская лирическая поэзия, очень простая по форме и очень выразительная, не подчинявшаяся ни одному из правил древней метрики, не скованная ни долготой, ни количеством слогов, ни ударениями. Это были стихийно возникавшие импровизированные сочинения, порожденные горячей верой христиан, «возглас верного народа, крик христианской души», сочинения, полные «сладости, веселья, спокойного воодушевления». Единственными правилами для них было большое сходство с древними псалмами Давида, отдаленное подражание этим псалмам в ритме.

Но рядом с этой молодой поэзией, искавшей направление и новые дороги для своего пути, было место и для произведений, где авторы были верны правилам античной поэтики. «Гимн детей», который приписывают Клименту Александрийскому, самому раннему из христианских поэтов, а также «Парфенион», то есть сочиненный святым мучеником Мефодием «Гимн Дев», заставляющий вспомнить и «Парфении» Алкмана и Пиндара, и свадебные оды Феокрита и Катулла, уже имеют много черт, общих с более поздними гимнами, но их еще можно легко возвратить к упорядоченной античной метрической форме. Мы не станем останавливаться на гимнах Синезия, на творчестве Нонноса, написавшего поэму «Дионисии» и пересказ Евангелия от Иоанна, и на творчестве двух Аполлинариев, поскольку область влияния этих литературных попыток, кажется, была очень узкой, и ни один из этих писателей не был достаточно знаменит для того, чтобы возродить древние формы греческой поэзии. Нам важно увидеть, какую роль в возникновении христианской греческой поэзии сыграли те блестящие умы, которых византийцы всегда считали первыми среди своих писателей и «начинателями нового периода в литературе». Святой Иоанн Златоуст, святой Василий и святой Григорий Назианзин, чьи имена так часто возникают в истории монахов Востока, чьи труды были в первом ряду среди произведений Отцов Церкви в монашеских библиотеках, чью память греческая церковь отмечает и сегодня общим «религиозным и академическим» торжественным праздником, называя их «светильниками, которые осветили мир, реками, текущими медом мудрости, святыми глашатаями, вдохновленными Богом». И разве эти благочестивые и ученые первосвященники не нашли в самом деле новые пути и не ответили своими произведениями на не существовавшие до этого потребности?

В то время, когда Златоуст был константинопольским епископом (397–407), ариане, чтобы легче распространять свое учение среди народа, сочинили гимны и песнопения, которые исполнялись по очереди двумя хорами в их церквях и даже на общественных площадях. Впрочем, тут они лишь следовали примеру всех предыдущих еретиков – гностиков, маркионитов, донатистов, которые этим путем пытались устроить, чтобы их заблуждения прокрались в литургию. Арий написал «песнопения моряков», «песнопения путешественников», написанные на новые мелодии, антифонные псалмы, которые сопровождались рефренами или славословиями, соответствующими его урокам. Так он с помощью чар своей музыки украдкой вводил свои нечестивые мнения в простые души. Это было серьезной опасностью для ортодоксальной вселенской церкви. Святой Иоанн Златоуст не мог не встревожиться из-за этого и не искать лекарства против этой болезни. Арианским шествиям он противопоставил шествия ортодоксов. Они были роскошно обставлены – серебряные кресты, зажженные свечи, пение древних псалмов Давида и новых гимнов, написанных для этого случая. Пылкий епископ сумел передать своей пастве часть своего воинственного пыла. Были кровопролитные схватки между враждующими партиями, были убитые и раненые, но победа осталась за ортодоксами. Псалмы и гимны, которые они пели во время боев, стали для них от этого еще более дорогими и священными. Антифонное пение ценой крови завоевало столицу империи.