– А ведь Дидье был прав, мой друг. Она действительно кричит очень громко.

* * *

К концу второго дня Венсан приступил к торгу с господом. Он решил обращаться сразу к самым высшим силам, миновав промежуточную ступень в лице святого Рохуса. В конце концов, терпение святого не безгранично, а напрямик к богу лекарь взывал всего один раз, да и то довольно давно и безрезультатно.

Конечно, думал Венсан, куда действеннее было бы договариваться с дьяволом. Во всяком случае, многочисленные истории подтверждают, что враг рода человеческого редко отказывает страждущим, в отличие от господа. Но оно и понятно! Кто быстрее выполнит просьбу заказчика: мастер, заламывающий высокую цену, или мастер, работающий не то бесплатно, не то вовсе не пойми как? Вот то-то и оно.

Однако свою душу Венсану было жалко. И не то чтобы особенно ценная была душа, но расставаться с ней не хотелось.

Начал он с малого и попросил у господа легкой смерти. Однако оказалось, что расплачиваться за такую милость Венсану нечем. В самом деле, не обещать же хорошо вести себя в раю!

Тогда он замахнулся на свободу.

– Выпусти меня отсюда, господи, и до конца своей жизни я стану врачевать безвозмездно! Каждому, кто придет ко мне, буду приносить я облегчение, и слава твоя умножится, ибо лечить я буду с именем твоим на устах.

«А в устах у тебя что будет?» – поинтересовался у Бонне невесть откуда взявшийся человек с острой черной бородкой. Он очень напоминал Гуго де Вержи, с той разницей, что если у графа и был хвост, он тщательно его скрывал. А этот гость хвост держал перекинутым через согнутую в локте руку, и кончик его с львиной кисточкой поблескивал, точно маслом намазанный.

– Изыди, – без воодушевления предложил Венсан.

«Непременно. Но все-таки ответь».

– Мне будут приносить еду те, кого я избавлю от болезней.

Дьявол сочувственно рассмеялся.

«Тот, кто пойдет к тебе впервые, ничего не даст, поскольку еще не верит тебе. Тот же, кого ты излечишь, не станет возвращаться, ибо ты ему больше не нужен».

Венсан отмахнулся от него.

– Господи, даруй мне свободу, и я стану делиться своими умениями с учениками! Я всегда работал один, ты знаешь. Но я откажусь от всех прежних привычек, передам свое искусство дальше, и все новые и новые лекари будут врачевать и спасать чад твоих!

«Среди этих спасенных чад будут убийцы, развратники, лжецы, прелюбодеи, грабители, стяжатели, – перечислил дьявол. – Разве ты плохо знаешь людей? Чем они многочисленнее, тем быстрее приумножается творимое ими зло. Пойми, – он усмехнулся, – я-то не против. Но ведь ты пытаешься убедить не меня».

– Господи, дай мне выбраться отсюда, и я никогда не причиню никому зла…

Из угла раздался смех, и Венсан замолчал.

«За что люблю вас, людей, так это за безграничную самонадеянность, – сообщил дьявол, удовлетворенно постукивая хвостом по руке. – Когда бы ты знал, какие из твоих поступков оборачивались злом, а какие приносили добро, то очень удивился бы».

– Тогда, господи, опусти меня просто так, – разозлился Венсан, – а с этим хвостатым я уж, так и быть, сам разберусь.

В колодце стало тихо. Венсан покосился в угол, но там никого не было – только очертания длинного хвоста с треугольником на конце четко выделялись на стене.

Заинтересованный этим явлением, лекарь подполз ближе. Он еще утром заметил, что зрение его от долгого сидения в полумраке сильно обострилось. Настолько, что он даже смог разглядеть дыру, сквозь которую проникал свет. Время, проведенное в темнице, убивало Венсана, но до смерти давало ему возможность насладиться мельчайшими деталями его заточения. По некотором размышлении он решил воспринимать это как милость, а не издевку.

Конечно, никакой там оказался не хвост, а всего лишь сложившиеся в рисунок трещины на камне. Те самые, которые при первом взгляде заставили лекаря вообразить узника, день за днем выцарапывающего историю своей жизни. Он так привык к ним, что уже не замечал.

Но ведь они стоили того, чтобы обратить внимание.

Венсан провел ладонью по холодной твердой поверхности. Нет, эти линии возникли не сами собой. Не время выбило их. Чья-то рука вырезала по камню, а скорее всего и не одна. У того, кто это сделал, были и свет, и инструменты. В рисунке, если вглядеться, просматривалась определенная симметрия.

Ошарашенный этим открытием, Венсан вышел на середину колодца и застыл, покачиваясь от слабости. Что за странный художник сотворил этот бессмысленный рисунок? То были не буквы, во всяком случае, вязь не походила ни на один из знакомых ему языков. Крутя головой по сторонам, Венсан выделял отдельные элементы: круги, спирали, овалы, заостренные с обоих концов, волны, обрывавшиеся завитки… Стены вдруг обрели голос, кричали на него, но он не мог разобрать ни слова. Ему казалось, они вот-вот обрушатся или сойдутся вместе и раздавят его, жалкого червяка, слишком тупого, чтобы понять их речь.

Венсан покачнулся и едва не упал. Он слишком долго стоял на ногах, и в отместку страшная слабость овладела им.

Он сел на пол, вернее, попытался сесть, но вместо этого повалился как куль и сильно ударился боком и локтем. Лекарь едва не зарычал от ярости, как вдруг ощутил, что боль прогнала проклятую беспомощность.

Он оперся на ладони, понемногу успокаиваясь. Что ж, вот вам и лекарство от апатии. Возьмите обессилевшего больного и приложите от всей души по любому здоровому месту. Кажется, до сих пор никто не додумался до такого лечения.

Отдышавшись, Венсан сел и вновь обвел взглядом темницу.

Рисунок был нанесен лишь на нижнюю часть стены и заканчивался на высоте его роста. Всматриваясь так пристально, что то и дело приходилось смаргивать слезы напряжения, Венсан, как ему показалось, уловил некую закономерность, которой неизвестный художник подчинял свое творение. Блоки рисунка, каждый фута три шириной, повторяли друг друга, как отражения. Ему даже удалось отыскать ось симметрии.

До этого в его ушах звучала какофония. Венсан понимал, что его мозг силится перевести язык линий на понятный ему, и, измученный тишиной, выбирает для этого музыку. Но впервые в этом хаосе звуков, от которого ему хотелось проткнуть себе барабанные перепонки, вдруг прозвучала чистая нота.

Он был на правильном пути.

Заволновавшись так, что сердце стукнуло где-то под горлом, Венсан еще раз пробежал взглядом по сплетению линий. Будь у него бумага и перо, чтобы скопировать рисунок, он давно бы уже разобрался, что пытался сказать творец! Не может быть, чтоб такая работа была проделана из пустой прихоти! В ней скрыто послание.

«Или игра больного ума», – заметил скептический голос. Но не мужчине с черной бородкой принадлежал он, а самому Венсану. Это был один из тех внутренних шепотов, что каждому человеку с успехом заменяют дьявола. «Сатане не успеть ко всем сразу, – подумал Бонне, – он ведь не всеведущ, как господь. Но мы выращиваем в себе его подобие и даже прислушиваемся, если прочие голоса молчат».