я поклялся предводителям никогда более не отрываться от коллектива, что звучало совсем по-советски, но произвело на обоих должное впечатление.

Финал сегодняшнего непростого дня разыграли собаки. Проголодавшись после долгого перехода, они были особенно нетерпеливы в ожидании кормления и легко расправились с якорями. При этом сорвались сразу две упряжки – Уилла и Кейзо, – и потребовались наши совместные усилия, чтобы водворить их на место.

На радиосвязи Уилл узнал, что участники советско-канадской экспедиции «Полярный мост» под руководством Дмитрия Шпаро успешно миновали две трети дистанции, отделявшей мыс Арктический от мыса Колумбия, и планируют финишировать 1 июня. Я порадовался за ребят. Мы к 1 июня явно не успевали…

18 мая

Весна словно канула в вечность,

На плечи нам снова легла

Белее фаты подвенечной

Морозная белая мгла…

Погода в течение дня: температура минус 10 градусов, ветер юго-восточный 10–12 метров в секунду, порывами до 15 метров в секунду, поземка, пасмурно, сплошная облачность, видимость ограниченная.

После бурной концовки вчерашнего дня спать было особенно приятно. Я все вспоминал Этьенна, его поистине отцовскую заботу обо мне и трогательные, причем довольно ощутимо, отеческие наставления. Среди ночи я вдруг проснулся от того, что наше хрупкое жилище сотрясалось под жестокими ударами ветра. «Надо же, – подумал я сквозь сон, – и откуда он только свалился, этот ветер?» Но спать под его завывания было удивительно уютно, в чем я незамедлительно убедился, проснувшись на 15 минут позже расписания. «Да, – подумал я, прислушиваясь к завываниям ветра, – поспать бы в такую лихую погоду еще минут, этак, сто двадцать!» Но жребий брошен, выбор сделан. За работу, участник международной экспедиции! Я решительно выбрался из мешка и, стараясь не потревожить плотно завернутый кокон спального мешка предводителя, выбрался из палатки. Действительность, данная мне в ощущениях всеми рецепторами моего обнаженного тела, была заметно хуже той, какую можно было себе представить на основании только субъективных данных, как-то: свист ветра, шорох снежинок по ткани палатки и обманчиво оптимистичная желтая тональность ее внутреннего освещения, создававшая полную иллюзию присутствия солнца в окружающем палатку пространстве. Увы, как я смог незамедлительно убедиться, не только солнца, но и неба не было в наличии сегодня утром. Белая мгла стерла все различия и оттенки цветов окружающей нас природы. Не было ни горизонта, ни теней, ни застругов, ни ледяных гребней – словом, ничего того, к чему уже успели привыкнуть наши глаза и от чего уже успели устать наши ноги…

В полном соответствии с погодной сумятицей все смешалось и в наших рядах, причем сразу же после старта. Вместо упряжки Джефа, запланированной вчера на роль лидирующей (всем нам, и прежде всего Джефу, хотелось удостовериться, что мерное колесо надежно закреплено), вперед ушла упряжка Кейзо, печальный опыт использования которой на этом ответственном посту уже, наверное, стерся из памяти предводителя. Так или иначе, но утренний расклад выглядел следующим образом: Бернар на лыжах впереди, следом – упряжка Кейзо, затем – мы с Джефом и замыкающими – предводители. Погода – дрянь: сильный ветер, снег, белая мгла, плохая видимость. Практически полностью терялось чувство рельефа: все было однородно и невыразительно в этом лишенном теней мире. Носки лыж казались висящими в пустоте, и в любой момент могло случиться все что угодно. Лыжи то начинали ползти вверх, упираясь в очередной твердый гребень заструга, то внезапно проваливались в казавшуюся бездонной яму, закрытую рыхлым, вязким снегом. Ноги постоянно находились в напряжении в ожидании очередного подвоха со стороны коварной, невидимой поверхности ледника. Хорошо, если рядом оказывалась спасительная стойка нарт, за которую можно было при необходимости ухватиться и таким образом уберечь себя от порой неминуемого столкновения собственной индивидуальности с суровой и холодной индивидуальностью Ее Высочества. Но если ты идешь на лыжах, особенно если ты лидируешь, а потому, кроме инстинктивного стремления сохранить равновесие, обязан еще и следить за хаотично болтающейся стрелкой компаса, тогда ты просто должен смириться с неизбежностью частых и порой весьма болезненных падений. В начале сегодняшнего дня я шел рядом с нартами упряжки Джефа, и поэтому мог отчасти контролировать ситуацию. Идущего впереди Бернара практически полностью скрывала пелена поземки, что при его росте было возможно только в случае, если он периодически падал. Несмотря на все эти трудности, Бернар стоически продержался в роли лидера до самого перерыва на обед, ознаменовавшегося, как обычно, значительным усилением ветра. После обеда я сменил Бернара, и теперь мне приходилось демонстрировать нечто из цикла «Чудеса равновесия». Правда, демонстрировать было особо некому: мои па были видны, да и то только иногда, державшемуся на расстоянии метров шестидесяти Джефу. Сегодня у меня, естественно, совсем не возникало желания уйти в отрыв и вовсе не потому, что в памяти были еще свежи уроки Этьенна, просто как-то не хотелось. Вообще все мы предпочитали держаться покучнее и, как следствие этого, в течение по меньшей мере трех часов после перерыва сохраняли пусть не высокий, но постоянный темп движения. Я был настолько увлечен процессом решения непростой задачи удержания на курсе, что не заметил, как потерял свою любимую «head band» – черную повязку, которую я использовал в качестве головного убора, когда температура была выше минус 15 градусов. Куда она могла деться, оставалось загадкой. Я даже на всякий случай посмотрел на свои ноги, вспомнив совершенно замечательную байку. На прием к врачу пришел больной с перевязанным коленом и на вопрос доктора о том, что у него болит, уверенно ответил: «Голова!» «Но почему же в таком случае у Вас повязка на ноге?» – спросил доктор. «Сползла», – ответил больной. Но ни на ногах, ни на других частях моего тела ее не было. Опрос шедших по моим следам товарищей также оказался безрезультатным. Повязка стала очередной жертвой, принесенной нашей экспедицией на алтарь Ее Высочества.

Опыт просушки (вымораживания) маклаков вполне себя оправдывал, во всяком случае носки и ноги были практически сухими, даже в конце перехода. Правда, утром скованная ночным морозом мягкая эскимосская обувь напоминала гипсовые оковы, но уже через час интенсивной ходьбы на лыжах маклаки оттаивали и практически восстанавливали свои первоначальные свойства. После исключительно сытного и калорийного ужина, приготовленного Уиллом из мяса карибу, я переписал стихотворение, посвященное предстоящему завтра дню рождения Бернара, на специальный фирменный бланк Трансантарктики. Кроме этих стихов, в качестве подарка были заготовлены шоколад и печенье в шоколаде. Подобный состав подарочного набора получил одобрение Высшего Экспедиционного Совета, особенно после того, как я напомнил им, что, помимо дня рождения Бернара,