— Без меня?

— Вы больны прошлым, и я вас от этого избавлю.

Лили не успела понять, что Стив хотел этим сказать, — он уже заключил ее в свои объятия.

* * *

Белокурая Файя всегда светилась солнцем, была вся окутана золотыми нитями, бесчисленными золотыми чарами. Освободившись от косметики, Лили предстала в такой чистоте, как если бы ни один мужчина никогда ее не касался. Ни она, ни Стив не были уже юны, но их объятия обладали юношеской грациозностью первых порывов, и в завершение любви Лили оставалась в настоящем, бесконечном настоящем, и все начиналось снова. Тогда они поняли, что им никто не нужен, кроме них двоих. Когда взошла заря, они были готовы к будущему, открывающемуся перед ними. Они не только познали тела друг друга — их судьба изменилась, они отныне были в ожидании, в надежде на другую жизнь, которую не могли уже представить один без другого. Они поняли еще, что существуют места, куда они больше не вернутся: Довиль, Венеция, «Ритц», киностудии, даже эта Белая вилла. Их звали новые края, и среди них «Небесная долина».

Покончено ли было с вечным возвращением, с их неутомимой памятью, постоянно следующей за Файей? Они вспомнили об этом только утром, когда проснулись и Лили встала, чтобы открыть ставни. Буря успокоилась, тяжелые облака кое-где еще висели над горизонтом. Кот Нарцисс потянулся в своем шелковом гнезде и пришел, мяукая, потереться о ее ноги. Ее слегка знобило.

— Тебе холодно? — спросил Стив и поднялся, чтобы обнять ее.

Кот Нарцисс не протестовал. Он свернулся в клубок и нашел между ними небольшое углубление, где можно было прикорнуть.

— Нет, — ответила Лили. — Но мне еще страшно.

— Страшно? Кого ты боишься? Мы уедем вместе.

— Разумеется. Но это непросто. Надо все узнать о Стеллио. И как ускользнуть от Вентру?

— Как хочешь. Но…

Он был взволнован. Лили беспокойно взглянула на него.

— …Я тебя не оставлю, знай это. Я буду тебя любить…

Стив медлил, подыскивая во французском точное слово, которое бы не оказалось смешным. Сев на кровати, он пригладил свои волосы и сказал:

— Я постоянно буду тебя любить!

Они пришли к Стеллио так, как иногда погружаются в сон: совсем потеряв голову от любопытства, надеясь дойти до конца и страшась узнать его — и пламенно желая, чтобы это так и оставалось сном. Они не почувствовали ни жары на улице, ни стремительного бега времени — уже близился вечер. Апартаменты поддельного Джемы, странный костюм Того-Кто-Все-Видит еще больше усилили впечатление нереальности. Как и описывала Мэй, в прихожей было так темно, что они различили черты Стеллио только тогда, когда он ввел их в свой кабинет, где обычно принимал клиентов.

— Извините, — сказал он им, указывая на стулья. — Я уже собирался закрывать и отослал моего слугу. Летнее время, клиентов почти нет.

Стеллио сел за письменный стол и коснулся кристального шара: он обладал всеми атрибутами добросовестного предсказателя. В остальном он не изменился — только казался застывшим в том беспокойстве, от которого помрачнел в начале лета 1917 года.

Ставни в комнате были закрыты, горело несколько масляных ламп, одна электрическая лампочка, закрытая голубым, освещала его стол. Стив и Лили постарались пока остаться в тени и слегка отодвинули кресла. Немного заинтригованный, Стеллио какое-то время рассматривал посетителей, потом переставил лампу, чтобы лучше их осветила, и начал:

— Поговорим сначала о мадам?

У него был приглушенный голос, руки дрожали, как и тогда, когда у него была Мэй. Он положил их на большую скатерть, накрывавшую стол. Ткань была вышита золотом, с мотивами, навеянными «Русским балетом», как и все предметы, украшавшие стены, китайские маски, фрагменты египетских орнаментов, персидские марионетки, индийские статуи — весь этот восточный хлам старомодных цветов.

— Посмотрим, — сказал Стеллио. — Ваша дата рождения?

— Я ее не знаю.

По характерному голосу Стеллио сразу узнал Лиану. Он сощурил глаза, чтобы лучше ее рассмотреть, и она приподняла вуаль.

— Вы… мадемуазель Лиана.

Он, казалось, не был удивлен и перевел взгляд на Стива, увидеть которого явно не ожидал.

Итальянец встал и снял тюрбан. Стив и Лиана увидели единственную отметину времени, запечатлевшуюся на нем: густые волосы поседели.

— Сегодня или никогда, — сказал он.

Это были те же слова, что произнес при встрече со Стивом Минко, однако они были сказаны совсем другим тоном.

Стеллио указал на астрологические карты:

— Все уже было предначертано, не так ли? Как и остальное. Рано или поздно приходит конец всему.

Он собрал пальцами ткань, покрывавшую письменный стол, ощупывая и драпируя ее так, как если бы драпировал невидимое тело.

— Вы пришли ко мне вместе. Значит, решили начать все заново, а для этого вам необходимо знать все про Файю.

Он зажег старый канделябр и поднял его к китайскому шкафчику.

— Вот. Все можно сказать немногими словами. В особенности обойтись немногими вещами.

Лили задрожала, когда он начал перебирать флаконы.

— Заготовки Лобанова. Его кремы, мази, духи — собственные изобретения. Все тайны старой России. Я только что перенес их из соседней квартиры. Он жил здесь, на этой же площадке.

Стив был удивлен его равнодушным тоном. Он не помнил, чтобы Стеллио говорил так, чтобы так открыто смотрел на собеседника своими блестящими глазами.

— Я говорю в прошедшем времени: Сергей больше не принадлежит нашему миру. Я отвез его в Венецию. Он меня так давно об этом просил! Но Венеция — тот город, который убивает, он напоминает кобру. Смерть там жестока вопреки тому, что рассказывают. Я ненавижу его. Почти так же, как ненавидел Лобанова. Он следовал за мной повсюду, где бы я ни был. Я рвал с ним, исчезал, но он всегда меня находил, скрипя своим протезом. В фирме по изготовлению манекенов, где я работал, он устроил скандал. Я стал прорицателем, чтобы скрыться от него. Калека, что можно сделать с калекой? К тому времени у меня уже была Файя. Файя для меня одного.

Он уклончиво показал в сторону соседней комнаты. Без сомнения, он говорил о манекене.

— Вы не изменились, мадемуазель Лиана. Только ваши волосы. Вы мне больше нравились брюнеткой.

Стив почувствовал растущее беспокойство. Околдовывающий голос говорил не останавливаясь. Он потрогал в кармане револьвер Лианы. Заряжен ли он? Что предпринять, если Стеллио на что-то решится? Все его манеры, до той поры не знакомые Стиву, говорили об этом.

— Лобанов всегда ненавидел Файю, — продолжал Стеллио. — Но не так, как мы. В его ненависти не было любви. Только ревность. Помните, как Файя восхищалась Мата Хари? Однажды, еще до войны, она открылась Сергею, что у нее была с ней связь.