Это не разговор. — Радниц говорил едва слышно. — Извольте не перебивать. Один из моих сотрудников намекнул — только намекнул — правительству Китая на возможность продажи расшифрованной формулы ZCX. — Радниц умолк. Его полуприкрытые глаза изучали лицо Дузинского, на которое время от времени падал свет уличных фонарей. — Китайское правительство знает истинную цену формулы. Они незамедлительно предложили мне три миллиона долларов. Слышите? Три миллиона!

Дузинский задохнулся от волнения:

— Три миллиона! Невероятно!

— Неужели? — Холодное презрение Радница явственно сквозило в его голосе и осанке. — А китайское правительство думает иначе. — Он затянулся сигарой. — Отлично, в таком случае будем считать, что наша сделка не состоялась. — Радниц включил переговорное устройство и приказал Ко-Ю:

— Русское посольство.

Дузинский извлек из кармана грязный платок и вытер вспотевшие ладони.

— Мое правительство никогда не заплатит так много, — произнес он хрипло.

— Да? Оно так бедно? — Радниц стряхнул длинный столбик с сигары в серебряную пепельницу. — Какая жалость. Однако я не воспринимаю ваше заявление, ибо оно исходит от мелкого чиновника. Кажется, вы так представились? Китайцы нравятся мне меньше русских, поэтому я предпочитаю иметь дело с вами. Моя цена — три с половиной миллиона долларов. Наличными. Я передам расшифрованную формулу вашим специалистам через три месяца. Если мне не удастся ее расшифровать, я, разумеется, не получаю денег.

— У меня нет полномочий… — забормотал Дузинский.

— Это мне ясно, — перебил его Радниц. — Сейчас мы едем к вашему посольству. Получите необходимые согласования. Я возвращаюсь в отель «Бристоль». Если ваше правительство согласится купить формулу за мою цену, пошлите мне телеграмму.

— Прошу вас остановиться в здешнем отеле, — сказал Дузинский, пытаясь обрести былую уверенность. — Я сообщу о нашем решении. Не могу же я ехать в отель «Бристоль».

— Не имею ни малейшего желания ночевать в ваших убогих гостиницах, — отказался Радниц. Машина остановилась неподалеку от посольства. Радниц распахнул дверцу. — Пошлите телеграмму.

Дузинский кинул на него взгляд, полный ненависти, которую, однако, скрывали поля шляпы. Затем он вылез из машины. Радниц опустил стеклянную перегородку между собой и Ко-Ю:

— К пропускному пункту, живо!

Они были там через пять минут, но Дузинский уже успел позвонить, и их поджидали двое часовых в ушанках.

Шлагбаум был поднят, «роллс-ройс» въехал на ничейную землю. Много времени заняла проверка паспорта Радница. Чиновник не торопился. Сначала Радниц ожидал окончания процедуры вместе с другими американцами, которые направлялись из западного сектора в восточный, чтобы посетить «Комише-опера». Затем они уехали, и Радниц остался один. В конце концов, после двадцатиминутного разглядывания документов чиновник с самодовольной ухмылкой проставил визу в паспорте, вернул его и махнул рукой в сторону двери.

В глазах Радница сверкнула ярость. Он двинулся к «роллс-ройсу», где уже стояли двое солдат. Они принялись обыскивать автомобиль. Радниц прохаживался взад-вперед, чтобы не замерзнуть.

К нему подошел Ко-Ю. Небольшое желтое лицо ничего не выражало.

— Простите, сэр. Их интересует обогреватель.

Радниц направился к «роллс-ройсу».

— В чем дело? — спросил он по-немецки.

Солдат направил фонарик на большой обогреватель внутри машины:

— Что это?

— Обогреватель.

— Нужно посмотреть. Снимите его.

— Снять? — Полуприкрытые глаза Радница помрачнели. — Зачем? Там ничего нельзя спрятать.

— Снимите, — сухо повторил солдат. — Нужно посмотреть.

Радниц обратился к Ко-Ю:

— Справишься?

— Да, сэр, но придется повозиться.

— Снимай.

Радниц залез в машину и зажег сигару, сдерживая гнев. Он сознавал, что находится на ничейной земле и эти безмозглые скоты в ушанках обладают большей властью, чем он.

Включив свет, Радниц углубился в бумаги.

Солдаты наблюдали, как Ко-Ю вынимает обогреватель. Спустя двадцать минут, когда он снял крышку, к шлагбауму подъехала машина. Из нее выпрыгнул Дузинский и понесся к «роллс-ройсу». Он уселся рядом с Радницем и махнул солдатам рукой. Те велели Ко-Ю поставить крышку обратно и отошли.

— Извините, — произнес Дузинский. Запах пота заставил Радница глубже затягиваться сигарой. — Я был вынужден задержать вас. Мы согласны на ваши условия и заплатим три с половиной миллиона долларов за расшифрованную формулу.

Радниц продолжал просматривать бумаги и делать пометки. Минуты две он не отрывался от них, затем отложил в сторону и пронзил Дузинского серо-стальным гневным взглядом.

— Я провел целый час на холоде, — отчеканил он, — а мое время стоит дорого. Я не желаю терпеть ничего подобного от коммунистического правительства. Теперь моя цена — четыре миллиона. Объявите своему начальству. Это случилось из-за какого-то глупца из их партии, осмелившегося задержать меня. Слышите? Четыре миллиона долларов.

Напуганный яростью Радница, Дузинский выбрался из машины и побежал к деревянному бараку. Радниц уткнулся в бумаги. Ко-Ю закончил возиться с обогревателем. Через пятнадцать минут Дузинский вернулся. Его бледное лицо было покрыто потом.

— Предложение принято, — выговорил он с трудом. — Четыре миллиона долларов.

Радниц нажал на кнопку, поднял стекло и велел Ко-Ю ехать в отель «Бристоль».

У второго пропускного пункта проволочек не было. Стальной шлагбаум поднялся незамедлительно, и «роллс-ройс» вернулся в Западный Берлин.

В отеле Радниц отправился в почтовое отделение и попросил бланк для телеграммы. Тонким, аккуратным почерком он вывел: «Джонатану Линдсею. Отель «Георг V». Париж. Договоритесь о встрече с К. в отеле в 13.00 шестнадцатого. Радниц».

Он протянул бланк вместе с деньгами девушке-телеграфистке и пошел через вестибюль к лифту.

Пока лифт плавно двигался на третий этаж, мрачное выражение на его полном лице сменилось ликующей улыбкой.

Позади напряженные раздумья, разработка планов. Скоро деньги будут в его руках.

Алан Крейг осторожно открыл дверь своей квартиры, выглянул в коридор, прислушался и шагнул обратно.

— Иди, Джерри, — сказал он. — Поторапливайся.

Изящный молодой блондин в обтягивающих джинсах и черном свитере скользнул мимо Крейга, насмешливо улыбнулся на прощание и пошел по коридору.

Крейг запер дверь и вернулся в гостиную. «Не надо бы…» — сказал он себе. Потом пожал плечами: что ж, нельзя же всегда поступать правильно. Завтра в это время он улетит в Нью-Йорк. Париж уйдет в прошлое. Самое время. Два месяца в Париже он провел чересчур бурно. Потирая рукой челюсть, Крейг подумал о Джерри Смите, с которым он познакомился в Пассаже. Последнюю неделю они не расставались. Джерри был забавным, послушным и, Крейг не мог не признать, волновал его. Но вчерашний вечер не удался. Насмешливая улыбка Джерри, время от времени появлявшаяся на его губах, частые взгляды, которые ловил Крейг… Уж не презрение ли таилось в этих близко посаженных глазах?

Но теперь Джерри ушел. Он с ним больше не встретится. Это ни к чему. Хмурясь, Крейг направился в спальню. Надо собираться. Золотые часы на руке показывали начало двенадцатого. Крейг снял со шкафа чемодан и поставил на кровать.

Алану Крейгу исполнилось тридцать три года. Он был высокий,